Берта Эллвуд - Сердце в подарок

В своем странном платье со сплошными сборками она выглядела бродяжкой, неумело попытавшейся нарядиться принцессой. Трогательной бродяжкой, неохотно поправился он, отметив ее уязвимо-тонкую шею, торчащую из нелепого, собранного в складки воротника, и ее изящные ноги в практичных, но уродливых пластиковых босоножках. Его веки налились странной тяжестью, и он опустил ресницы, наблюдая, как, уже стоя на обеих ногах, она одернула ткань под поясом, словно пыталась выровнять подол неумело сшитого платья.

— Теперь довольны? — резко спросила Оливия.

Пьетро неожиданно понял, как неловко она должна сейчас себя чувствовать, и заметил с грубоватым юмором:

— Годится. Во всяком случае, не испугаете отца своими зелеными лягушками.

Ее ответная улыбка ошеломила Пьетро, она была лучезарной. Рядом с уголком ее рта появилась прелестная ямочка. А чистые серые глаза сверкнули серебристыми искорками, когда Оливия подтвердила:

— Те еще штучки, правда? Мне подарила их подружка Трикси, и я вынуждена была носить эти шлепанцы, иначе выглядела бы неблагодарной. Они такие огромные, что я в них постоянно спотыкалась!

Пьетро испытал нечто похожее на вспышку сочувствия, повернулся, поспешил к двери и придержал ее открытой. Она и в самом деле такая простодушная или только притворяется? Скорее последнее.

Ни одна женщина, преднамеренно забеременевшая от состоятельного женатого мужчины и использующая ребенка в качестве оружия, не может быть бесхитростной, напомнил он себе. Но, видя ее безвольно опущенные плечи, когда та переступила порог, Пьетро решил на время отложить свои подозрения.

— Я неумышленно так поступил, — честно признался он. — Думал, что вам лучше сегодня отдохнуть и познакомиться с моим отцом завтра утром. Но он решил иначе, а я сейчас стараюсь по возможности ублажать его.

Разумеется, как же иначе, если отец нездоров. Оливия тут же простила ему, что он вытащил ее из надежного кокона детской комнаты и из дружеской компании Марины. Она распрямила плечи. Пора уже перестать думать только о собственных страхах и невзгодах.

— Он очень болен? — сочувственно спросила она.

Пьетро обернулся и посмотрел на обращенное к нему лицо. Она вполне обоснованно волнуется, цинично подумал он, ведь Никколо Мазини — ее единственный союзник в доме.

— Когда пришло известие о гибели Франко, у него случился удар, — нехотя, сквозь зубы объяснил Пьетро, даже не обратив внимания на то, как тяжело вздохнула Оливия. — Поэтому он не смог поехать в Англию на похороны. Однако удар был достаточно легким, и отец должен полностью оправиться. Пока же его нельзя волновать.

Словно я собираюсь заняться чем-то подобным, печально подумала Оливия. Жаль все-таки, что Пьетро думает обо мне хуже, чем я на самом деле того заслуживаю.

Опустив глаза на роскошный красный ковер под ногами, мисс Добсон последовала за Пьетро вперед, по широкому коридору мимо множества дверей, стараясь мысленно приготовиться к предстоящей встрече. Но голова ее была занята совсем другим. Догадается ли Марина, что, если Тедди проснется, достаточно просто перевернуть его на другой бочок, подоткнуть одеяльце и погладить пару минут по головке, чтобы он снова заснул? Сколько продлится обед?

Будут ли другие, неизвестные ей пока члены семьи Мазини обращаться с ней, как с парией? Казалось, они шли целую вечность в пугавшем ее молчании по нескончаемым коридорам. В попытке разрядить обстановку Оливия оживленно проговорила:

— Если придется выйти куда-нибудь одной, то мне понадобится моток ниток, чтобы найти дорогу обратно!

Пожалуй, это было самым неуместным высказыванием, одним из тех, что она выпаливает, не подумав, безутешно решила Оливия, а Пьетро проронил:

— Вы наверняка быстро научитесь ориентироваться в доме.

Эта фраза походила на продолжение ранее высказанного им упрека в том, что она слишком спешит воспользоваться чужим гостеприимством, решила Оливия и почувствовала себя совершенно подавленной.

— В настоящее время отец пользуется покоями на первом этаже, — холодно объяснил Пьетро, когда они достигли верхней площадки еще одной широкой лестницы.

Спустившись в просторный и гулкий, выложенный мрамором холл, Пьетро и Оливия прошли через арочный вход в комнату с окнами, затененными плотными портьерами. В ней, вцепившись руками в подлокотники инвалидной коляски, как если бы пребывал в состоянии глубокой тревоги, лицом к двери сидел пожилой седовласый мужчина.

Сердце Оливии моментально оттаяло. Бедный старик, похоже, переживал по поводу предстоявшей встречи не меньше, чем она сама! Взглянув на женщину в форменной одежде медицинской сиделки, стоявшую позади его кресла, и не вслушиваясь в то, как Пьетро представлял ее, Оливия быстро прошла по роскошному черному ковру и взяла в обе руки протянутую ей трясущуюся руку Никколо Мазини.

— Я так рада познакомиться с вами и так огорчена тем, что вы нездоровы, — сердечно проговорила Оливия, сочувственно глядя на изможденное, но все еще красивое лицо, и замечая блеск слез в его глазах, таких же темных, как у Пьетро. Пожатие его руки было столь слабым, что Оливия встревожилась еще больше и с трудом проглотила ком в горле. Однако голос Никколо Мазини нельзя было назвать слабым, когда тот медленно проговорил:

— Добро пожаловать к нам, на виллу «Красивый источник», Оливия. У вас есть все необходимое? А у моего внука? Он хорошо устроен?

Яркие глаза прищурились, как если бы их хозяин пытался разглядеть ребенка в темноте комнаты. Может, он просил показать ему внука, а Пьетро не выполнил отцовской просьбы? Почему на всех окнах почти полностью закрыты жалюзи? Не лучше ли было бы позволить старому джентльмену видеть небо и наблюдать, как садится солнце и удлиняются тени в саду?

— Тедди крепко спит, — мягко объяснила Оливия. — У него выдался трудный день. Обещаю, утром я принесу его показать вам. Вы полюбите его, я уверена. — Разве может кто-то не полюбить моего милого малютку? — Ему всего два месяца, но он удивительно живой и улыбается всем вокруг. Пока же...

Она заметила обитую декоративной тканью скамеечку для ног, подтянула ее обутой в босоножку ногой поближе к инвалидному креслу и уселась на нее. Достала из сумочки фотографии — она наснимала их множество — и вложила снимки в руки старика.

— Дайте свет! — властно приказал Никколо, и Пьетро, шагнув вперед, пододвинул торшер и включил его.

Потом он бросил взгляд на часы и напомнил:

— У нас мало времени, папа, если ты хочешь пообедать вместе со всеми. Может быть, ты посмотришь фотографии позже или утром?

К тайной радости Оливии, Никколо проигнорировал подсказку. Краем глаза она заметила, что сын отступил назад с мрачным видом. По ее спине пробежала легкая дрожь. Не оставалось сомнений в том, кто командовал бы в доме, если бы Мазини-старший не заболел и сам не нуждался в помощи.