Вивьен Адамс - Наперекор судьбе

— Как я могу забыть! Спасибо, Мэри Клер, я очень тронута твоим подарком, — сказала она, беря рисунок.

Час спустя Шери громко постучала в дверь комнаты Джонатана.

— Войдите! — Его приглушенный голос явно выдавал раздражение.

Шери вошла вместе с девочкой.

— Мистер Тревис, это мы с Мэри Клер, — сообщила она весело, стараясь не обращать внимания на недовольный тон хозяина комнаты.

Джонатан лежал на кровати с закрытыми глазами. Он снял ботинки и пиджак и расстегнул рубашку, обнажив часть загорелой груди.

Не обращая внимания на участившийся пульс, Шери подошла ближе.

— Как голова? Вам удалось хоть немного поспать?

— Болит. Поспать не удалось.

— А мы с Мэри Клер решили, что вы, должно быть, проголодались, — объяснила медсестра причину их визита, при этом она оказалась не в силах оторвать взгляд от оголенной, покрытой черными завитками волос груди Джонатана.

— Есть молоко и печенье, бодро сказала Мэри Клер. — Тебе принести, папа?

— Я не хочу есть! — бросил он отрывисто и с таким раздражением, что нижняя губа девочки предательски задрожала. — Который час?

— Четыре, — ответила Шери, прижимая к себе расстроившуюся малышку. — Когда приготовить ужин?

— Когда хотите. Решайте сами. Надеюсь, что продукты, которые я заказал утром в супермаркете, уже привезли.

— Да. И кто-то распаковал их и убрал на место.

— Это, вероятно, Джек Паттерсон, управляющий. Я говорил с ним утром по телефону.

— Что приготовить вам и Мэри Клер на ужин? — спросила Шери, думая, что было бы неплохо, хоть и скромно, но отметить их прибытие домой.

— Мне даже тошно думать о еде! Неужели вы этого не понимаете? И пожалуйста, оставьте меня в покое!

Его ответ неприятно поразил Шери. Она взглянула на Мэри Клер и увидела, как наполняются слезами ее голубые глаза.

— Мэри Клер, дорогая, может быть, ты пойдешь к себе и поиграешь? — предложила Шери, пытаясь уберечь девочку от чрезмерной раздражительности Джонатана.

Мэри Клер облегченно вздохнула и, бросив быстрый взгляд на отца, стремительно выбежала из комнаты.

Шери повернулась к лежащему на кровати Джонатану. Она хотела было сказать ему, что нельзя так вести себя в присутствии дочери. Но, увидев его изуродованное в автокатастрофе лицо и выражение неподдельного страдания на нем, передумала — слова застряли в горле.

— Голова так и не прошла? — спросила она участливо.

— Нет! Я же уже сказал! — рявкнул он, поморщился от нового приступа боли и начал тереть виски.

— Доктор Херстфилд должен был дать вам болеутоляющее.

— Таблетки в кармане пиджака.

Шери подняла спортивный пиджак, валявшийся на кровати, нашла тюбик с таблетками и высыпала две на ладонь.

— Я принесу стакан воды из ванной.

Когда она вернулась, Джонатан уже сидел на кровати.

— Откройте рот.

Неожиданно он подчинился, и она положила таблетки ему на язык.

— Вот вода.

Шери поднесла стакан к его губам. Едва ладонь Джонатана коснулась ее руки, она почувствовала тепло, исходящее от его пальцев, и замерла, задержав дыхание в ожидании, когда он проглотит лекарство.

Наконец Джонатан откинулся на подушки. Голова раскалывалась от боли, и в ней шумело так, будто в нее вонзался отбойный молоток. Он не спал. Он даже ни на минуту не задремал. Просто лежал на кровати, и его не покидала мысль о том, как же все-таки ужасно быть таким беспомощным.

Темнота словно сужала пространство. И хотя он никогда не страдал клаустрофобией, чувствовал себя заживо погребенным. Хотелось закричать от отчаяния и бессилия, но он сдерживал себя и лежал тихо и неподвижно, прислушиваясь к тому, как бьется его сердце.

— Дышите глубже. Попытайтесь расслабиться, — услышал он мягкий, успокаивающий голос медсестры. — Может быть, еще воды?

Джонатан покачал головой. Следуя совету, он сделал глубокий вдох… и внезапно ощутил знакомый аромат ландыша.

— Мистер Тревис…

— Мы же, кажется, договорились: зовите меня Джон, — поправил он ее устало и зевнул: видимо, лекарство начинало действовать.

Джон, нерешительно и как бы нехотя произнесла она про себя.

— Я догадываюсь, как вам сейчас тяжело. Но это же не навсегда. Зрение вернется. Вы должны помнить об этом и быть терпеливее.

Ее мягкий голос действовал успокаивающе, как бальзам, и Джонатан мысленно согласился со всем, что она сказала. Но у него был вспыльчивый характер, из-за которого он часто попадал в неприятные ситуации. Терпение — добродетель, которой Джонатан Тревис, увы, не обладал.

— Вы правы, я знаю. Но это так трудно…

Он надеялся, что дома, в родных стенах, ему станет легче, и потрясение, вызванное внезапной слепотой, быстро пройдет. Но ничего не изменилось. Он все еще был погружен в чуждый ему мир тьмы, в котором чувствовал себя слабым и беззащитным даже в большей степени, чем готов был это признать.

Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, Джонатан стал думать о женщине, стоящей рядом с ним. Как выглядит Шери? Блондинка или брюнетка? А может быть, она с рыжими волосами… Какого цвета у нее глаза? Сколько ей лет? Какого роста? Худая или не очень?

Судя по звонкому, чистому голосу, ей могло быть двадцать с небольшим. А может быть, и под тридцать, учитывая то, как легко она нашла общий язык с пятилетней Мэри Клер.

Внезапно Джонатан вспомнил, как она поддержала его, когда он попытался сам встать с постели в больнице, и не дала упасть. Тогда ему почему-то показалось, что она сильная, стройная и в то же время, несомненно, женственная.

Воспоминание о прикосновении к ее телу заставило Джонатана напрячься и одновременно ощутить сладостную истому, как будто пришедшую откуда-то из прошлого. Он нахмурился, стремясь пробиться сквозь пелену забвения, но прошлое ускользало. Возможно, начинало действовать болеутоляющее.

— Джон? Как вы? — услышал он обеспокоенный голос медсестры.

— Лучше, — заверил он ее после небольшой паузы. — Таблетки подействовали. Головная боль понемногу отпускает. Я совсем не спал сегодня ночью, но сейчас, думаю, вздремну.

— Хорошая идея. Я загляну к вам попозже.

Шери вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Когда она стояла у кровати Джонатана и наблюдала за ним, то видела, как менялось выражение его лица, отражая смену ощущений. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него, развеять тревогу, взять на себя часть его боли. Она с удовлетворением отметила, что отек над правым глазом чуть-чуть уменьшился.

Шери прошла в комнату Мэри Клер — девочка спала, свернувшись калачиком на кровати и прижимая к себе плюшевого щенка. Сердце медсестры сжалось от боли, когда она увидела мокрые ресницы и следы высохших слез на щеках малышки. Она накрыла Мэри Клер пледом и убрала волосы, упавшие ей на лицо.