Бекки Баркер - Опасный мужчина

— Какие отзывчивые, — сказал он, и в его грубоватым тоне чувствовалось удовлетворенное мужское самолюбие. — Такие нежные и мягкие и такие твердые для меня.

Это прикосновение наполнило ее огнем. Сердце Сьюзен тяжело заколотилось от неукротимого желания.

— Ближе, — грубо скомандовал он.

Она быстро сделала шаг вперед, и их тела тесно прижались друг к другу. Она обхватила его руками за талию, чтобы самой удержать равновесие и еще больше приблизить его. Колени ослабели, когда она ощутила его твердую требовательную плоть.

Она выгнула бедра, прижимаясь теснее, и они оба застонали, когда ее мягкая, нежная, скользкая от воды плоть встретилась с его горячей, твердой плотью.

Руки Люка обняли ее всю, когда он притянул Сьюзен еще ближе к себе и зарылся лицом в нежную выемку на плече. Он сосал чувствительную кожу на шее и бормотал грубовато-волнующие, страстные слова.

— Не могу больше ждать, — прорычал он, скользнул руками по ее бедрам, раздвинул ей ноги и поднял ее к себе.

Сьюзен прильнула к его шее, крепко обвив ногами его бедра. Она вскрикнула, когда он вошел в нее, но скорее от радости, чем от боли.

— Держись, — прохрипел он, прижал ее сильно и погрузился в ее тепло.

Она нуждалась в нем, нуждалась в том, чтобы слиться с ним воедино, нуждалась в ощущении бьющейся силы его желания глубоко внутри ее. Она прильнула к широким плечам и крепко сжала, потому что сила и скорость его толчков угрожала нарушить их непрочное, ненадежное равновесие. Потом он извергся, тело его неистово задрожало от достигнутого удовлетворения.

— Люк! — выкрикнула она его имя, когда он содрогался в пароксизме страсти.

Люк опустил голову, прислонился лбом к ее лбу, прижал еще ближе, припав к ее мокрому дрожащему телу, пока они немного не успокоились. Сьюзен казалось, что он выругался, но грохот сердца мешал ей что-либо расслышать.

Спустя долгие минуты, когда они пришли в себя настолько, что смогли разъединиться, он удивил ее. Люк набрал в ладони мыла и начал растирать по ее телу. Его глаза поймали ее и не отпускали, пока его загрубевшие от работы руки ополаскивали и ласкали самые чувствительные части ее плоти с нежной осторожностью.

Сьюзен прерывисто задышала, а ноги ослабели, угрожая перестать удерживать тяжесть ее тела, и она отвела его руки, решив вернуть ему доставленное им наслаждение.

Скользкими от мыльной пены руками Сьюзен гладила подергивающиеся мускулы широкой груди, следуя за вьющимися волосками на животе вниз до соединения сильных ног. Глубокий стон сорвался с его губ, когда нежное прикосновение пробудило новое желание. Вода остывала, но они снова были в огне.

Первым лопнуло терпение у Люка. Он вышел из душа, обернул вокруг Сьюзен огромное полотенце и отнес ее в постель. Он глубоко вздохнул, обуздал свою яростную страсть и начал дразнить ее, возбуждать всеми известными ему способами. Следующие несколько часов они провели в чувственном тумане, пока его руки, губы, тело исследовали эту изумительную женственную территорию, которой он не успел насладиться и которую не успел усладить накануне в полной мере.

Они поспали несколько часов, проснулись на рассвете и снова занялись любовью. В этот раз, когда он соединил их тела, она выкрикнула свой секрет, не в состоянии хранить его дольше:

— Я люблю тебя, люблю!

Люк среагировал молниеносно и яростно, схватил ее голову обеими руками, в глазах сверкало бешенство.

— Нет, — прорычал он с внезапно пробудившимся гневом. — Никакой лжи между нами. Ты любишь не меня, а то, что я заставляю тебя чувствовать. То, что происходит между нами, — это похоть, и я не желаю слышать лживых слов о любви.

Его слова пронзили ее сердце, вызвав долгую, болезненную агонию. Слезы навернулись на глаза. Они только усилили его гнев, но Сьюзен не могла остановить их. Он вдавил свой рот в ее, заглушив ее слабый всхлип.

Она выгнула бедра, вернула его злой поцелуй. Если он не хочет ее любви, она может, по меньшей мере, давать ему удовлетворение в постели, пока не придет хоть небольшое подобие доверия.

В этот раз, когда они достигли сексуального удовлетворения, часть нежности испарилась. Его гнев разрушил даже надежду на любовную интимность после близости. Люк скатился с нее, и Сьюзен осталась лежать опустошенная. Единственное, о чем она могла думать, это как бы схватить простыню и прикрыть наготу.

Она никогда еще ни одному мужчине не говорила, что любит его, никогда никого не любила так, как любит Люка. Она понимала его нежелание поверить ей, и все же было ужасно больно, когда он отшвырнул, как ненужную тряпку, ее признание. Боль была сильна и резка, рана — глубока.

Через несколько минут их дыхание выровнялось, и они немного пришли в себя. Было очевидно, что ни один из них больше не уснет. Пока Сьюзен размышляла о том, как начать говорить, небо начало розоветь. Если она хотела доверия мужа, она должна быть полностью искренней. Это единственный путь, решила она.

— Думаю, пришло время объяснить, почему я вышла за Шейна, — хрипло сказала она, расколов тяжелую тишину, повисшую в комнате.

Сьюзен сразу почувствовала, как он напрягся. Люк как-то странно посмотрел ей в глаза, но она не в состоянии была вынести этот взгляд. Она отвернулась к окну и сжала край простыни, будто нить жизни, готовую оборваться в любую минуту.

— Я сказала Линде, что брак между мной и Шейном был деловым соглашением. Это должно было доказать Джону, что он может остепениться, а мне нужен был дом для нас с Бутчем.

— Она поверила этому?

Сьюзен легко покачала головой.

— Я не знаю, чему она поверила, и поверила ли вообще, но Джон подтвердил тот факт, что он был готов вычеркнуть Шейна из своего завещания и лишить права на собственность, если тот не остепенится и не женится. Это, по крайней мере, дало Линде пищу для размышлений.

— Но это не вся правда.

Тон его был тусклым, невыразительным.

— Нет, — призналась она и, собрав всю свою храбрость, продолжила: — Шейн вынудил меня выйти за него. Он шантажировал меня. — И теперь, когда она сумела выдавить всю правду, слова полились потоком: — У него были вещественные доказательства того, что Бутч был одним из тех хулиганов, которые издевались над твоими лошадьми, и один жеребец даже сломал ногу. Он сказал, что все отдаст шерифу и добьется, чтобы Бутча арестовали, если я не выйду за него и не помогу умиротворить деда.

Какое нескрываемое презрение прозвучало в следующем вопросе Люка!

— И ты позволила Шейну безнаказанно шантажировать тебя?

Сьюзен села на кровати и повернулась к нему, обернув вокруг себя простыню. Глаза ее молили о понимании.

— А что я могла сделать? Бутчу уже было восемнадцать, его бы судили как взрослого. Ты прекрасно знаешь, Шейн не стал бы колебаться и сразу осуществил бы свою угрозу. У него не было ни капли сострадания ни к кому!