Келли Хантер - Муза винодела

— Будем надеяться, никто ее не пристрелит. — Симона разглядывала черные фигуры телохранителей, застывшие у стен.

— Охранники ее уже знают. Я больше тревожусь за цветочные клумбы.

Они направились в его комнаты. Оказавшись там, Симона первым делом посмотрела на потолок в поисках скрытых камер.

— Их здесь нет, — сообщил Рафаэль, остановившись в дверях.

Прекрасно!

— Я наблюдала за тобой сегодня, — сказала она небрежно.

— Я заметил. — На его лице не было улыбки. — И каков вердикт?

— Когда-нибудь ты станешь очень хорошим правителем. Если захочешь этого. И у нас с тобой может получиться политически сильный союз. Если мы выберем эту дорогу. И еще, принц ты или нет, но ты до сих пор можешь согреть меня одной своей улыбкой. — Она подняла руки и стала вытаскивать шпильки из волос. — Если захочешь этого. — Сброшенные туфли отправились под кровать. — Я знаю, ты не очень хотел видеть меня в своей спальне. Но я поняла, что одной ночи с тобой мне просто недостаточно. Я настаиваю на большем. Нам надо по-настоящему сблизиться. — Симона обвела взглядом его роскошную спальню и примыкающую к ней туалетную комнату с гидромассажной ванной. — Насколько, конечно, это возможно, если учесть твою нерешительность и мою озабоченность.

— Что же тебя заботит? Охрана?

— Немного. Это говорит о потенциальной угрозе нашей личной жизни.

— Я гарантирую тебе уединение.

— Спасибо, — мягко поблагодарила она. — Я прекрасно понимаю, что охрана — необходимость для члена королевской семьи, и все же… Впрочем, это не то, на чем я собираюсь заострять внимание.

— Нет?

— Нет. Я просто на минутку отвлеклась. Или, так сказать, попыталась свести воедино две проблемы. В основном это касается того, чего мы ожидаем друг от друга в этой спальне.

Ясность тут была необходима. Ее желание разделить с Рафаэлем постель ни в коем случае не должно выглядеть как проявление слабости. Симона хотела этого. Очень. Но и он должен захотеть.

— Я мечтаю снова заняться с тобой любовью, Рафаэль. Но как ты понимаешь, должны учитываться не только мои чувства. Поэтому я тебя и спрашиваю. — Она вытянула последнюю шпильку из волос. Темная блестящая масса каскадом скользнула по ее плечам. — Так чего ты ждешь от меня в этой спальне?

— А что ты можешь мне дать? — спросил он хрипло.

— Все, что угодно.

— Все? — Это слово прозвучало словно ласка, в нем крылись темные желания и страстный призыв.

— Все, о чем ты попросишь. — Она хорошо знала этого мужчину. И знала его сердце. Горячее, но не жестокое. Необузданное, но не склонное к разрушению. Ей была известна его потребность защищать тех, кого он любил. Симона Дювалье не принадлежала к их числу. Но в то же время она не сомневалась, что он никогда не причинит ей вреда. — Ну, так что?

Его глаза потемнели. Симона не предполагала, что весьма простая ситуация может стать для него пыткой. Ему всего-навсего надо попросить.

Но это же Рафаэль!

— Иди сюда, — пробормотал он.

Она подошла и остановилась перед ним. Но не прикоснулась к нему. Пока.

— Чего еще ты хотел бы?

На его губах появилась улыбка. Ему начинала нравиться эта игра.

— Дотронься до меня, — сказал Рафаэль.

— Где?

— Где хочешь.

Он сбросил рубашку и с вызовом посмотрел на Симону — полный сил голодный мужчина, пытающийся сохранить остатки самоконтроля.

Она положила ладонь на твердые мышцы его живота. Он вздрогнул, его веки отяжелели.

— Еще, — пробормотал Рафаэль.

Она опустила другую руку на его локоть и погладила плечо, рельефные мускулы — холмы и долины, которые стоили того, чтобы их исследовать.

— Чего еще ты хочешь?

— Еще…

— Нельзя ли немного поконкретнее? — Она легонько поцарапала его грудь. Он чуть не задохнулся.

— Забудь про игру, Симона. Сними с себя всю эту чертову одежду.

Не так уж мало хочет этот мужчина. Она разделась.

— Что теперь? — Симона слегка дрожала от прохладного ночного воздуха, ее соски затвердели. Но подбородок был гордо поднят. Она не боялась его просьб.

Рафаэль снова улыбнулся, медленно и чувственно:

— Холодно? Подойди ближе. — Еще одно приказание. Она снова повиновалась и была награждена долгим, волнующим поцелуем. — Скажи мне, когда остановиться, — пробормотал он. — Ребенок…

— С ребенком все будет хорошо, — прошептала Симона, прогнувшись в его руках. — И скорее уж ад замерзнет, чем я остановлю тебя.

Ему это было необходимо. Помощь, которую она ему так великодушно предложила. Ее страстность. Ее доверие.

— Это нечестная сделка, — заявил он, проводя пальцами по ее позвоночнику. — В этой ситуации я не вижу ничего положительного для тебя.

— Это потому, что ты не можешь видеть себя моими глазами, — пробормотала Симона, расстегивая его ремень и опуская руку все ниже и ниже. — Здесь есть много чего для меня… — Она нашла то, что ей было нужно, и медленно погладила пышущую жаром кожу. Его сердце учащенно забилось. — Много.

В то же мгновение губы Рафаэля прижались к ее губам. Где-то здесь была постель. Ему нужна постель. Он должен быть очень аккуратным с женщиной, которая носит его ребенка. Потребность защитить боролась с потребностью овладеть. Рафаэль не знал, какая из них победит.

Он поднял Симону и опустил на кровать. Положил на спину и лег рядом. Пробежал пальцами по ее телу — от плеча к животу и обратно, к маленькой упругой груди. Наклонив голову, обхватил сосок губами. Симона резко втянула в себя воздух.

— Приятно? — прошептал Рафаэль.

— Ты даже не представляешь…

— Еще?

— Да, — выдохнула Симона и вскрикнула от наслаждения, почувствовав нежную ласку его зубов и языка. Она вцепилась пальцами в его волосы.

Защитить или овладеть? Что выбрать? Рафаэль проложил дорожку из поцелуев к нежной округлости ее живота. Бедра Симоны раздвинулись в молчаливом приглашении.

— Хотел бы ты услышать, как я выкрикну твое имя? — спросила она, прерывисто дыша. Страсть победила.

Прошла неделя, за ней другая, и Симона привыкла к здешнему ритму жизни. Днем Рафаэль принадлежал Мараси и Этьену. Он присутствовал на приемах и встречах, возвращаясь с них весьма озабоченным. Только ночью, когда безрассудная, ненасытная страсть управляла ими обоими, Рафаэль полностью оказывался во власти Симоны, принимая все, что она предлагала, отдавая все, о чем только могла мечтать женщина.

Нежность.

И покорность.

Страсть.

И властность.

Рафаэль никогда не говорил ей о любви и не обсуждал будущее. Оставалось неизвестным, сколько еще они пробудут в Мараси и собирается ли Рафаэль принять предложение Этьена и стать его наследником.

Слишком много вопросов и никаких ответов.

Симона была уже на четвертом месяце беременности, и утренняя тошнота мучила ее почти ежедневно. Рафаэль обычно просыпался раньше ее и сразу же отправлялся на кухню, чтобы принести хлеб вчерашней выпечки или хрустящие хлебцы с несладким чаем.