Хелин Вэлли - Святость и соблазн

К этому списку можно было добавить еще один цвет ее глаз — изумрудный. Таковыми они становились, когда Флоренс возбуждалась. Будучи одним из его любимых и ранее, теперь этот цвет переместился в начало списка, тем более что изумрудными глазами она смотрела на него, когда ее дыхание становилось учащенным, а губы приоткрывались.

Ожидая ее, Руперт мерил шагами больничную палату. Подобно своему старшему брату Остину и ближайшему другу и напарнику Энтони Вуду он отнюдь не был женоненавистником. Однако, как ему хотелось думать, подходил к этому вопросу с позиции разума.

Энтони едва ли встречался с какой-нибудь женщиной больше месяца. Его так называемая записная книжка на самом деле представляла собой толстый блокнот. Впрочем, он никогда не стремился обольщать женщин, те сами вешались ему на шею, и, как ни странно, продолжали оставаться с ним в дружеских отношениях, даже когда роман подходил к концу. Что было тому причиной, оставалось загадкой и предметов зависти для всех его приятелей, и Руперта в том числе.

Что же касается Остина, то, если не считать немногочисленных мимолетных связей, тот сторонился противоположного пола. Вернее, мысленно уточнил Руперт, любых форм взаимоотношений, могущих привести к серьезной длительной связи.

Себя он считал наиболее нормальным из них троих. По крайней мере, ему доводилось ухаживать за женщинами и состоять с ними в интимной связи и многим более месяца, что в случае Энтони было просто невозможно. По мнению Руперта, сам процесс знакомства с женщинами являлся неотъемлемой частью другого весьма завораживающего процесса. Постепенное узнавание их маленьких личных секретов доставляло ему несказанное удовольствие.

Может быть, именно это и являлось внутренней причиной его влечения к Флоренс, ведь в ней было так много тайны. Остин, без сомнения, счел бы эту женщину его очередной «несчастненькой», да еще хранящей больше секретов, чем само ЦРУ. Однако, как бы то ни было, она нуждалась в помощи, и не только в предоставлении места для жилья, но и в реконструкции прошлого. Что из того, что, зная Флоренс меньше недели, он испытывал к ней все большее и большее влечение? Разве его вина в том, что она так мила и трогательна: сочетание черт характера, задевающее душу, сопротивляться которому было весьма тяжело.

Флоренс была миниатюрной и на первый взгляд выглядела совершенно беспомощной. Однако прошлым вечером он видел, как она поставила на место грубых полицейских. Несмотря на то, что видимые обстоятельства вроде бы свидетельствовали об обратном, ее никак нельзя было назвать слабой или зависимой, скорее в ней чувствовались характер и решительность. На его взгляд, Флоренс была не просто упорна в своих намерениях, она прекрасно знала, что такое борьба за выживание. И тем не менее вызывала желание позаботиться о ней…

Да, в этой женщине действительно чувствовалась некая тайна, но тайна не отталкивающая, а влекущая к себе. Руперта же всегда тянуло ко всему необычному, не говоря уже о загадочном, что бы ни думали об этом его близкие.

С раннего детства он подбирал бездомных животных, хотя, следовало признать, что разница между выпавшим из гнезда птенцом ласточки и женщиной из плоти и крови без прошлого была весьма значительной. Но Руперт спасал жизни с восьми лет, с тех пор как его мать погибла при исполнении служебных обязанностей, и вряд ли когда-нибудь переменится. Он считал, что приходить на помощь кому-либо и опекать кого-либо совсем не зазорно. Именно этот образ мыслей предопределил его работу в службе спасения.

Просто на этот раз предметом забот будет некто больший, чем птенец со сломанным крылом. Флоренс была отнюдь не заблудившимся котенком, но она нуждалась в его поддержке не меньше, а Руперт был не тем человеком, который способен отвернуться от живого существа, попавшего в трудное положение.

Кроме того, продолжал рассуждать он, разве все мои подопечные не переходили со временем в хорошие руки? Помимо, может быть, Майлдфа, ковылявшей на трех ногах дворняги, спасенной им от избивающего ее озлобленного на весь мир старика, живущего по соседству. Пес был настолько смешанных кровей, что определить его породу оказался не в состоянии даже опытный ветеринар, но для Руперта это не имело никакого значения. До самой смерти Майлдфа, случившейся вскоре после окончания юношей средней школы, они с псом были неразлучны.

Если бы Руперт прислушался к ученым словам психиатра, наблюдавшего его с братом после смерти их отца, последовавшей вскоре за гибелью матери, то мог бы несколько обеспокоиться своим намерением взять в дом совершенно незнакомую ему женщину.

Однако он помогал Флоренс отнюдь не из неосознанного стремления спасти остальной мир, вызванного чувством вины за то, что не смог уберечь мать и отца, совсем нет. Флоренс действительно нуждалась в помощи, не говоря уже о том, какое неотразимое действие производили на него ее мимолетная улыбка или полный благодарности, затуманенный слезами взгляд…

Дверь ванной открылась, и при виде вошедшей в палату Флоренс Руперт замер как вкопанный. У него буквально перехватило дыхание, может быть, потому, что он не мог не заметить ласкающие взгляд округлости обтянутых новыми синими джинсами бедер. Подойдя к тумбочке, женщина нагнулась, чтобы открыть ящик, и вид ее упругих ягодиц вновь заставил его задержать дыхание.

— Подождите минутку, — попросила она, перекладывая в белый пластиковый пакет немногочисленные имеющиеся у нее личные вещи.

Не в силах произнести ни слова, Руперт лишь молча кивнул. Взгляд его, задержавшись на прикрытых тонкой хлопковой блузкой весьма полных грудях, опустился ниже, до тонкой талии, вызвав почти непреодолимое желание скользнуть ладонью под ткань и ощутить под пальцами нежную кожу.

Да, Руперт Атвуд не потерял способности видеть, когда в его жизни появляется осложнение. И имя этому осложнению было Флоренс. Вот только он не смог сказать, огорчает ли его это. Знал лишь, что по-другому поступить просто не мог. А раз так, то и раздумывать не о чем. Лучше положиться на волю судьбы…

Сидя рядом с Рупертом в его полноприводном пикапе, Флоренс внимательно вглядывалась в проносящиеся мимо городские пейзажи. Как ни малы были шансы, она все же надеялась на нечто неожиданное: строение, дерево, дорожный знак или рекламный щит, способный разбудить ее спящую память.

— Ничего знакомого, — грустно сообщила она Руперту, когда тот остановился у светофора, ожидая, пока зажжется зеленый свет.

Обернувшись, он, к ее удивлению, накрыл ее ладонь своей, как будто это было для него самым обычным делом. Однако реакция ее тела была совсем иной. От этого легкого прикосновения ее словно окатило горячей волной желания.