Лора Брантуэйт - Загадки любви

Ей снова хотелось ходить в платьях, но теперь — никакого разлетающегося шелка с цветочками или птичками. Красиво, строго и, как говорится, по делу. Она была в бордовом обтягивающем платье от Кристиана Диора и чувствовала себя... в своей тарелке.

До этого момента.

Они как раз усаживались на места — в той секции, где сидели владельцы лошадей и почетные члены Нью-йоркской конноспортивной ассоциации, Джеймс поспособствовал.

— Прошу, Кэндис. — Джеймс обворожительно ей улыбнулся.

Будь она лет на пять моложе и не так погружена в невеселые размышления, она пленилась бы этой улыбкой раз и навсегда, уверовала, что перед нею — самый достойный мужчина на свете... и самый завидный жених. И что она никуда от него не денется.

А так Кэндис стало только тревожно, потому что он уготовил ей место по левую руку от себя, а родителей ее усадил по правую. Как будто они пара.

Кстати, с тех пор как Джеймс официально вступил в партнерские отношения с ее отцом, он стал называть ее просто Кэндис. Ей было сначала все равно, а сегодня — покоробило.

— Спасибо, — холодно отозвалась Кэндис.

Перехватила осуждающий взгляд матери: она все еще хочет выдать дочку за миллионера Сидни.

А так ли плохо это желание?

Воздух полнился человеческим гомоном: смех, голоса. Возбуждение — азарт. Пахло попкорном. И здесь этот вездесущий запах! Кэндис почувствовала удовольствие, когда ветер переменился и принес волну лошадиного духа. Вот это — настоящее.

Джеймс — сильный мужчина, это бесспорно. По какой-то причине он ее хочет, и это желание глубже, чем примитивная жажда секса. Она нужна ему для чего-то еще. И если Кэндис отдастся ему — он сумеет о ней позаботиться.

Отец и мать были бы счастливы, если бы она ответила ему «да».

Она уже встретила в этой жизни любовь. Пусть ей повезло меньше, чем другим, и они не смогли остаться вместе. Значит, после этого все остальные мужчины для нее одинаковы.

И в ряду этих одинаковых Джеймс Сидни — очень заметная фигура. Яркая. Не лишенная даже некоторого магнетизма.

Толпа притихла — ожидание, напряженное ожидание повисло в воздухе. Сейчас прозвучит сигнал, и лошади, одна великолепнее другой, вырвутся из стартовых боксов, как пули из стволов. Многие волновались. Призывали удачу, молились Богу — или каким-то другим богам, причем неосознанно. Люди богатели и разорялись на ставках. Отец Кэндис из вежливости поставил на жеребца Джеймса. Мать — из чувства противоречия — на какого-то таинственного жеребца Индиго Лайтнинг. Сказала, что ей понравилась кличка. Кэндис денег не ставила и болела от души, как на футбольном матче. Для нее азарт и деньги были понятиями не пересекающимися.

И потом дети... Она всегда всем говорила, что хочет детей, но не понимала, что это такое. А теперь вот — поняла.

Кэндис почти смирилась с тем, что как женщина счастливой уже не будет. И это, если подумать логически, не такая уж большая беда, потому что она вполне еще может быть счастлива как художник, счастлива как жена, счастлива как мать.

Ей страстно хотелось ребенка. Девочку. Чтобы была похожа на нее, чтобы понимала ее. Она никогда не станет запирать свою дочь в клетке или переделывать ее на свой лад в нечто удобное. Никогда. Лишь бы только Бог дал ей дочку. Сын — тоже хорошо...

Если Джеймс женится на мне в ближайший год, то через два у меня уже может быть моя малышка или малыш, отстраненно подумала Кэндис. И эта мысль придала ей решимости.

Что интересно, она опять выпала из реальности и не заметила, что лошади прошли уже полтора круга.

Джеймс сильно сжимал ее пальцы. Его зубы были оскалены в гримасе возбуждения и сверхсосредоточенности. Хищник. Акула бизнеса. Да и по жизни тоже...

Пусть она никогда его не полюбит, но он сможет дать ей детей — и обеспечить им самое лучшее будущее. Кэндис вдруг осознала, как размышляла некогда ее мать. С той лишь маленькой разницей, что она была по уши влюблена в Гордона Барлоу, своего будущего мужа.

Кэндис выдохнула и легонько пожала пальцы Джеймса в ответ. Пусть он знает, что она согласна.

Джеймс, который в эти минуты следил за своей лошадью — по стечению обстоятельств, именно в эти минуты решался вопрос, принесет она ему приз почти в девятьсот тысяч долларов или нет, — Джеймс отвлекся от зрелища, которое разворачивалось перед ним, и посмотрел на Кэндис. Он понял ее.

Ну и славно. Решено.

Кэндис проследила за тем, чтобы вздох ее не оказался слишком громким. Вот, оказывается, что значит «скрепя сердце».

Жеребец Джеймса пришел к финишу вторым, отстав от победителя менее чем на секунду. Джеймс по секрету признался Кэндис, что не рассчитывал на такой успех. Тандер Блиц — отличный жеребец, «дитя» «Кулмор стад», прославленного в Штатах конезавода. Но чемпионом ему быть еще рано.

— Но когда-нибудь он обязательно возьмет свое, — проникновенно поведал Джеймс, и Кэндис рассеянно кивнула.

После забега их пригласили в банкетный зал на втором этаже центрального здания ипподрома. Верхушка Нью-йоркской конноспортивной ассоциации, владельцы лошадей и несколько высокопоставленных особ праздновали победу жеребца по кличке Инвизибл Инк.

Слава победителю.

Слава тому, кто с помощью этого животного, его мускулов, его сильного, совершенного в скорости тела заработал без малого девятьсот тысяч призовых.

Фуршет проходил на удивление спокойно — Кэндис подумала, что люди, наверное, выдохлись от переживаний во время самого забега. Бывает.

Джеймс не отпускал ее от себя ни на шаг. Она держала его под руку и чувствовала себя маленьким корабликом на буксире у огромного корабля. Он вел ее среди людей, между столов и стульев, как ему хотелось.

Кэндис почувствовала, как легко утратить волю, когда тебе становится все равно. Да, подчинение заложено в женской природе, но Кэндис не оставляло ощущение, что она все-таки решила подчиниться не тому. Было противно.

Мамины глаза сияли от счастья и гордости, когда она смотрела на Кэндис и Джеймса. Хоть кому-то от этого по-настоящему хорошо.

Дети, терпеливо напомнила себе Кэндис. Девочка. А потом и мальчик. И еще двойня.

Реальность ей не нравилась, и потому она позволяла ей рассыпаться на несвязанные фрагменты, и позволяла этим фрагментам складываться, как они того хотели — наподобие калейдоскопа.

А потом в этом калейдоскопе вдруг появился... появилось...

То ли лампочка, то ли магнит. Что-то принципиально иное, отличное от цветных стекляшек в барабане калейдоскопа. Кэндис потерла висок свободной рукой — ту, что лежала на сгибе локтя Джеймса, она свободной не считала уже ни в каком смысле — и огляделась.

И едва не упала, мигом выбившись из сил, из мыслей, из дыхания. Кажется, ее сердце на секунду забыло, что надо делать.