Элла Уорнер - Долгие раздумья

— Дикси, разве я тоже похож на злого призрака из прошлого?

Кровь так быстро заструилась у нее по сосудам, что, казалось, вот-вот вскипит и прожжет хрупкие стенки.

— Зачем ты так говоришь? — тихо спросила Дикси.

— По-моему, ты ненавидела меня слишком сильно.

Нет, на призрака он явно не похож, на бесплотного призрака, во всяком случае: слишком уж волнует меня, с неудовольствием подумала Дикси.

— А что мне оставалось делать? — спросила она. — В моем-то положении?

— Прости, я действительно ничего не мог сделать, чтобы изменить его. Ты должна была действовать сама. Ты так и поступила. Но неужели горькое чувство обиды, черное презрение способны так долго жить в душе? Ты все еще продолжаешь ненавидеть меня?

Дикси показалось, что его слова, минуя мозг, проникают ей в самое сердце. Она попалась в собственную ловушку, из которой выбраться можно, только замолчав. Или, на худой конец, переведя разговор в другое русло. Но Дикси ни один из вариантов не устраивал.

— Разве это для тебя что-нибудь значит? — спросила она, чувствуя, что увязает в западне все глубже.

— Да, очень многое.

— Почему?

Никогда за последние шесть лет Дикси не была более уязвима, чем теперь.

— Ты зря считала меня своим врагом. Ненависть ослепляла тебя. Насколько мог, я был твоим другом.

— Неужели? — пропела она, растягивая слово и удивленно глядя на Феликса. — Ты, как все, использовал меня в отношениях с Максимилианом.

— Я никогда не затевал грязных игр!

— Но и не ушел от Максимилиана!

— Как ты сама сказала, это ничего не изменило бы. Максимилиан нашел бы кого-нибудь, кто заставил бы тебя страдать ему на радость.

По правде говоря, Дикси мало в чем могла обвинить Феликса. Даже во время памятных воскресных обедов он всего лишь развлекал семью Харленд беседой и переводил разговор на другие темы, только бы отвлечь от Дикси внимание и чтобы град насмешек пал на другую голову. Девочкой Дикси мечтала о защите со стороны Феликса, а повзрослев и поумнев, поняла тщетность надежд.

Разум говорил Дикси о правоте Феликса, но проснувшееся детское упрямство пробуждало к жизни затаенные и, как думалось, давно забытые обиды.

— Спасибо, что интересуешься моими чувствами, — сказала она, стараясь быть справедливой к нему. — Если хочешь знать, я больше не испытываю ненависти к тебе. И ты вовсе не привидение из прошлого.

— Вот и славно!

Если Феликс и был привидением, то очень добрым и покладистым. Во всяком случае, именно такого сценария он придерживался. Дикси отметила про себя, каким искренним он выглядит. Во всем, связанном с Феликсом, она уже не могла быть уверенной на сто процентов. Хотя ей никак не удавалось избавиться от ощущения, что все его чувства направлены на нее и подчинены единственной цели — лучше разобраться в ней, Дикси.

Но тут как раз тропинка подвела их к пруду.

Какое облегчение! Можно больше не продолжать разговор, который с каждой минутой грозил вылиться в самый настоящий флирт. Дикси присела на каменный блок — одну из крупных грубо обработанных глыб, из которых устроили бордюр искусственной заводи. Она опустила руку в воду и спугнула стайку декоративных рыбок, бросившихся от движения ее пальцев врассыпную. Чешуйки брызнули всеми цветами радуги.

Как красиво! — подумала Дикси. Маленькие прекрасные узницы… Самый лучший корм, воду чистят раз в неделю… Их несвобода, пожалуй, совсем не обременительна. Безмозглые рыбы, минутная прихоть хозяина, заброшенная и забытая. Однако вот ведь: босс давно забыл про них, но за прудом старательно ухаживают. Каждому узнику, даже самому заброшенному, в этом доме полагается специальный тюремщик и самый лучший корм…

Все окружающее волновало Дикси, она так и не сумела порвать эмоциональную связь с домом, потому и вернулась, наверное, надеясь на… Надеясь на что?

— Я рад, что ты вернулась.

Мягкая интонация, с которой Феликс вторгся в ее размышления, сделала замечание очень личным, почти интимным.

Дикси привычно ожесточилась на проявление теплоты. Ее жизненный опыт подсказывал: чем шире откроешь человеку душу, тем скорее и горше последует разочарование. Но как полно чувствует она его присутствие… Феликс любуется грациозной женщиной, присевшей на грубый валун, и не скрывает восхищения. Сказать по правде, в том, как Дикси провела рукой по воде, как склонила голову набок, как прямо держит спину и откидывает назад свои чудесные волосы, было решительно больше кокетства, чем вражды.

— Я только выполнила свой долг. И… — Дикси не отрывала взгляда от косячка рыбок, резвящихся в пруду. Похороны… похороны сделали смерть Максимилиана реальной. Гроб… могила… прах к праху… земля к земле… У него нет больше возможности причинить мне боль. И тебе не позволю поступать со мной, как Максимилиан Харленд! — добавила она то ли решительно, то ли упрямо.

— Я видел, сестры и мать так и не подошли к тебе ни разу. Думаешь, что-то изменится? — спросил Феликс, стараясь, впрочем, говорить как можно мягче.

А ты? А сам ты разве подошел ко мне на похоронах?! — вертелось у Дикси на языке. Хотя, если быть справедливой, Феликс-то как раз менее всех обязан был это делать. И не одну ее вечно изводил бранью, злыми насмешками и неустанно притеснял Максимилиан Харленд. От этого человека страдало все его окружение.

— Не знаю, изменится что-нибудь или нет, — сказала Дикси грустно.

И неожиданно ей захотелось открыться Феликсу, разрыдаться, рассказать начистоту о своих страхах и подозрениях… Она подняла глаза, посмотрела прямо на Феликса и, взвешивая каждое слово, произнесла:

— Максимилиан связал их по рукам и ногам. И мертвый, он давит на них, словно могильный камень. Похоже, ты идешь по его стопам. Чего ты от меня добиваешься? Не темни, скажи правду. Давай наконец закончим эти игры!

Он покачал головой, словно взвешивая в уме ее слова. Глаза его больше не лучились теплом. Холодно, расчетливо Феликс Дебнем в упор посмотрел на Дикси. И сказал прямо, без преамбулы, без прикрас, голую правду, которую она от него исступленно требовала, сказал ей то, что давно задумал:

— Я хочу на тебе жениться, Дикси.

Сообщи Феликс, что Максимилиан Харленд только что восстал из мертвых и попросил пожарить ему яичницу, он гораздо меньше удивил бы Дикси. Но она не выдала себя даже взглядом. Напрасно Феликс всматривался в ее лицо, силясь понять, какое впечатление произвело на девушку неожиданное предложение.

Дикси выглядела почти безмятежной, зато от нее не скрылись ни напряжение Феликса, ни жесткий сосредоточенный взгляд, свидетельствующий о силе воли Феликса и о серьезности его намерений. Его уверенность в себе лишала самоуверенности ее, но Дикси все же задала Феликсу всего один вопрос: