Кетлин О'Брайен - И жизнь подскажет…

Но Коннер не мог винить его в легкомыслии — он сам смотрел на Хилари такими же глазами. Он почувствовал, как напряглось его тело в знакомом волнении, но сердито подавил желание. Что с ним происходит? Прошлой ночью она была похожа на Джульетту, теперь выглядит как лесная нимфа… Хилари, встретив его взгляд, улыбнулась и направилась к нему, к величайшему неудовольствию Джо, который оказался зажат между воркующей парочкой — Гилом и Марлин.

— Как щедро с вашей стороны дать Марлин чек на такую большую сумму, — негромко заговорила она, кладя руку ему на локоть, и Коннеру пришлось снова начать изнурительную войну с собственным телом. — Давайте считать, что прошлой ночи просто не было. Идет?

Коннер не знал, что ответить. Хилари, очевидно, восприняла его жест как знак раскаяния и извинения, но он имел в виду совсем не это. И подозрения его никуда не делись — они были сильны, как и раньше. Нет, причина, заставившая Коннера выписать чек, была гораздо проще. Он хотел увидеть улыбку Хилари Ферфакс. Улыбку, обращенную к нему. А сейчас больше всего на свете желал, чтобы она не прекращала улыбаться. Пусть хоть еще несколько минут.

— Идет, — солгал он и положил свою руку поверх ее маленькой теплой ладошки.

Было три часа пополуночи — самый тихий и темный ночной час. Хилари стояла в коридоре, прислушиваясь и пытаясь понять, что за звуки прервали ее сон. Сердце сильно, часто билось в груди. Она была уверена, что весь дом, кроме нее, крепко спит, однако какой-то непонятный звук нарушил тишину и заставил ее выскочить из уютной спальни. Не возглас, даже не крик — сдавленный стон, полный боли и страдания. И исходил он, несомненно, из человеческих уст.

Это не телевизор, решила Хилари, и не компьютерная игра. Странный звук не повторялся. В доме царила мертвая тишина, словно уснули сами стены.

Девушка оглянулась — и нахмурилась, пораженная неприятной мыслью. Во время этой ночной вылазки она не отошла и двух шагов от своей двери, однако оказалась совсем рядом с комнатами Коннера.

Да, это крыло, несомненно, его часть дома. Дверь по правую руку ведет в кабинет. По левую руку, кажется, игровая комната: вчера она заметила там бильярд. Взгляд ее скользнул по стене и уперся в дверь прямо перед глазами — единственную, которая вчера вечером была крепко заперта. Дверь в его спальню.

Невнятный шорох прошелестел в воздухе, и Хилари затаила дыхание, прислушиваясь. Шорох послышался вновь — казалось, он, словно дымок, сочится сквозь замочную скважину хозяйской спальни. Он повторялся снова и снова, пока Хилари наконец не поняла, что это — Коннер беспокойно мечется на дорогих шелковых простынях.

Не раздумывая, Хилари бросилась к двери. Может быть, он заболел? И звал на помощь?

Она уже взялась за дверную ручку и готова была постучать, как вдруг сообразила, что делает. И застыла, похолодев от ужаса, парализованная одной мыслью о мужественном теле, распростертом на простынях.

Господи, что же он подумает, если она постучится к нему в спальню в три часа ночи? Хилари представила, как он поднимается, идет к двери… Серо-голубые глаза еще затуманены сном, тело…

Хилари покраснела. От макушки до пят ее обдало волной жара, и она почувствовала, как прилипает к телу теплый махровый халат. Надо убираться отсюда, и немедленно!

— Нет! Подожди! — крик Коннера разорвал тишину.

Хилари отскочила от двери; сердце подпрыгнуло и забилось где-то в глотке. С бешено колотящимся пульсом она прижалась к стене.

Тяжело дыша, девушка не спускала глаз с двери, словно ожидала, что та вот-вот откроется. С кем он там разговаривает?

— Ключ! — На этот раз голос Коннера звучал тише; в нем явственно слышалось отчаяние. Снова раздался шорох. Хилари не могла прийти в себя от изумления. Да что там происходит? — Господи, ключ!

А затем — стон, долгий беспомощный стон, болезненно отозвавшийся в ее сердце.

— Нет, — бормотал Коннер. Голос его звучал глухо, словно он уткнулся лицом в подушку. — Нет, нет, нет, нет…

Хилари зажмурилась. Ей не следовало быть здесь. Коннер, гордый, деловой и собранный человек, презирающий «слюнтяев», скорее умер бы, чем позволил бы посторонней женщине стать свидетельницей своих мучений…

Инстинктивно девушка чувствовала, что Коннер никогда ей этого не простит, если узнает.

— Пожалуйста! — Теперь он умолял, и эти жалобные мольбы разрывали ей сердце. — Пожалуйста, не надо!

По щеке Хилари скатилась слеза. Она должна уйти. Немедленно. Иначе не выдержит и, ворвавшись в спальню, обнимет его, прижмет к себе и начнет гладить по голове, словно испуганного ребенка, пока кошмары его не покинут. А потом…

Хилари тревожно сглотнула, пораженная внезапной мыслью. А что будет потом?

Потом они снова станут чужими друг другу. Когда кризис пройдет и они обнаружат, что лежат в объятиях друг друга, то, наверно, оба почувствуют себя на редкость глупо. И он возненавидит ее за то, что она узнала его тайну.

Нет, этого она не сделает! Прежде чем Коннер произнес еще хоть слово — слово, которое толкнуло бы ее на какое-нибудь безумство, — Хилари подхватила полы халата и кинулась бежать.

Всю ночь ее преследовали сны о дверях без ключей и драконах, прячущихся в промозглой тьме. Однако, к своему удивлению, она в конце концов крепко заснула, а проснувшись, увидела в окне безбрежное синее небо и яркое солнце.

Хилари открыла окно, чтобы прохладный воздух освежил ее затуманенную голову. Стоял чудесный осенний день. От вчерашних туч не осталось ни облачка; Хилари догадывалась, что сегодняшняя ясность — заслуга вчерашней бури. Ветер сорвал с деревьев все высохшие, пожухшие листья, а дождь вымыл из воздуха грязь. Осталась только чистая, сияющая красота осени. За окном хрустально журчал ручей, а деревья в лесу как будто принарядились и сияли переливами огненного, золотого и зеленого. После бури мир становится чище и радостнее. Может быть, подумала она, неохотно опуская оконную раму, этот урок стоило бы усвоить и ей.

Хилари натянула джинсы и свитер с высоким воротом и постаралась улыбнуться, хоть голова у нее гудела, а неминуемая встреча с Коннером наводила ужас. Коннер и так мрачен и раздражителен. Страшно представить, каков он после тяжелой ночи. Хилари боялась, что Коннер Сент-Джордж не из тех людей, что любят философствовать о благостной тишине после бури.

Спустившись в столовую, Хилари почувствовала, что едва ли ошиблась. Коннер и Марлин сидели перед своими полупустыми тарелками. Пахло подгоревшим кофе; в воздухе витал ощутимый дух напряженности и раздражения.

Кузина в новом платье, желтом, как солнышко, была, как всегда, прелестна, однако губы ее сложились в недовольную гримаску. Она вертела в руках кусок хлеба, то и дело поглядывая на Коннера. Тот же читал газету и не обращал на Марлин ни малейшего внимания.