Джойс Дингуэлл - Красный бутон

— Я, например, хочу выяснить, кто мои родственники.

Он резко обернулся:

— Вы все носитесь с этой идеей?

— А почему нет? Это же моя семья.

— Я понимаю, конечно, неприятно обнаружить, что сестры твоей матери тебе вовсе не тетки, а их дети — не кузины и кузены; но зачем сто раз проверять? — Джонатану стоило большого труда говорить спокойно.

— А я не понимаю, что, собственно, вам не нравится? — взорвалась она.

Джонатан не ответил.

На обратном пути они нигде не останавливались и ехали напрямую, поэтому дорога заняла гораздо меньше времени, чем утром. Вскоре они уже были в Наргано. Роуана ни за что не призналась бы, что ей очень хочется осмотреть усадьбу при дневном свете. В прошлый раз, чтобы не злить Джонатана, она как сумасшедшая бежала на вой сирены и толком не успела ничего рассмотреть, но зато теперь времени было достаточно.

Дом с виду казался старым, а по колониальным стандартам он считался чуть ли не ископаемой древностью. Роуана вспомнила, что Джонатан говорил, еще его бабушка тут жила. У дома пышно разрослись папоротники и кротоны. Газоны пестрели белыми и розовыми олеандрами, пылали алыми гибискусами и бугенвиллеями.

Войдя внутрь, они остановились посреди просторного холла.

— Подождете здесь или пойдете со мной на фабрику?

— А что, пора приказов закончилась?

Насупившись, Джонатан взял ее за руку:

— Пошли.

Роуана не разобрала, приказ это или приглашение.

Фабрика располагалась в пристройке, куда вел короткий коридор. Внутри было безлюдно. Казалось, что даже сезонные рабочие получили выходной по случаю родео в Тихом Уголке. Джонатан стал рассказывать о разных этапах созревания имбиря. На стене красовалась огромная схема с пояснениями, посвященная его любимой культуре.

— Специально для новеньких, — усмехнулся он, — которые вершки от корешков не отличают.

— Бедные, им и так трудно, а еще вы… У них, наверно, каждый раз душа в пятки уходит при виде такого грозного босса.

— С чего вы взяли? Их я совсем не стремлюсь запугать…

— А меня, значит, стремитесь?

— Мне кажется, вы сами себя в этом убедили.

Джонатан показал Роуане аппараты, на которых резали и крошили имбирь после ручной очистки. Она удивилась, до чего хитро они устроены.

— Это вы придумали?

Он как будто даже обиделся:

— Думаете, тут и дел-то всего, что станок изобрести? Не-е-ет, мисс Редланд. Мои… дед и отец вложили в имбирь много труда, ну а теперь вот я… — Роуане показалось, что он с какой-то неуверенностью говорит о своей родне.

На полках стояли разноцветные склянки с яркими наклейками — там содержались образцы продукции. Все это Роуана рассматривала с любопытством, но особенно ей понравились тростниковые корзиночки для подарков.

Тем временем Джонатан приготовил чай.

— Рекомендую, — сказал он, намазывая маслом ломтики красноватого хлеба, — испечен по нашему новому рецепту.

Роуана попробовала — вкус был необычный, но, пожалуй, приятный. Джонатан добавил себе в чай имбирного ликера.

— Да вы и в самом деле «имбирный пряник», — рассмеялась она.

— Такой же сладкий? — Он отодвинул чашку. Роуана промолчала в ответ, так как считала, что пикантные перебранки в духе Элиссы не для нее. Но Джонатан завелся: — Ветеринару можно, а для «имбирного пряника», как вы говорите, — нет, так, что ли?

— Я просто пошутила.

— А тогда вы тоже пошутили?

— Когда — тогда? Я что-то не пойму, при чем здесь Николас? Что ему можно?

— Расточать нежности!

— Я вас не понимаю.

— А вот я сразу все понял, когда увидел тот поцелуй. Только что же Джарвис так оплошал? Почему же вы его целовали, а не он вас? Или я ошибаюсь? А до меня вы и шестифутовым шестом побрезгуете дотронуться.

Роуана густо покраснела.

— Я… я могу объяснить, — начала лепетать она.

— Никогда не объясняйте поцелуя.

— Нет, я объясню.

Не позволяя Джонатану прервать себя, она торопливо рассказала историю о юном водителе трейлера. Выслушав, он сказал:

— Конечно, дальнобойщиком нужно родиться, как художником или писателем. Человек должен быть сильным, выносливым, с хорошей реакцией. Допустим, я вам верю. Но, во имя всех святых, зачем звать Николаса Джарвиса, женщина?

— Он же…

— Лошадиный доктор. Вы сами так говорили. Я не хочу умалять его способности, но чего ради бежать к черту на куличики…

— Я не бегала так далеко.

— …когда в двух шагах был телефон и вы могли позвонить мне?

Теперь Роуана досадовала на свою несообразительность. Она рисковала потерять сразу несколько очков, не обратившись за помощью к опекуну.

— Мне как-то в голову не пришло, — попыталась она оправдаться.

— А нестись за Джарвисом — пришло?!

— Да.

— Потому что вы заранее решили, что потом наградите его?

— Это допрос?

— Минуточку, мисс Редланд. Я здесь для того, чтобы определить, справляетесь вы со своими обязанностями или… — он выдержал многозначительную паузу, — не справляетесь.

Он был несносен, отвратителен, намеренно сводил ее с ума. В ярости, не сознавая, что делает, она занесла руку и… Пощечины не вышло… Джонатан перехватил ее руку, рывком притянул Роуану к себе и поцеловал.

— Ну что, — сказал он, оторвавшись от ее губ, — сколько очков в пользу «имбирного пряника»?

К выходу пошли тотчас же. Как ни торопилась Роуана, Джонатан опередил ее у машины. Она плюхнулась на сиденье рядом, и они молча поехали в «Мальчик-с-пальчик».

Нэнси собиралась домой, Барни еще оставался. Он спросил Роуану, как ей понравилось родео, но было ясно, что это только из вежливости. Барни выглядел подавленным, и Роуана знала почему: «Мальчик-с-пальчик» долгие годы был его мечтой, и теперь эту мечту у него отобрали. Потом приехали ковбои — они навещали Грея и зашли перекусить. С ними вернулась и исчезнувшая сестра Николаса, что все же несколько облегчило совесть Роуаны. За время отсутствия в ней появилась какая-то новая взвинченность, едва заметная, но раздражающая. «Надо сказать Николасу, чтобы глаз не спускал с сестры», — решила Роуана. При мысли о Джарвисе ее как током ударило. Сказать Николасу? А что говорил о нем этот противный Джонатан? «Нежности»! Его поступок был ей еще более противен, чем он сам, ведь этим поцелуем опекун хотел наказать ее, напомнить, что за ним последнее слово и ему дано право делать с ней что угодно.

— Роуана, у вас все лицо горит, вы заболели? — Рядом очутилась Элисса.

— Нет. Просто мистер Саксби угощал меня имбирем. Наверно, от него выступает раздражение. — Она была горячей и красной. И Джонатан тоже так говорил — самый несносный человек на земле и ее опекун.

Следующим утром на ферму Джарвиса прибыла небольшая партия лошадок, которых он отобрал еще до переезда и которые должны были положить начало его конному заводу. Пони пустились в путь в одно время с Николасом и Элиссой, но, по распоряжению хозяина, их путешествие происходило очень медленно. Если какое-нибудь животное выказывало признаки утомления, движение прерывали до тех пор, пока лошадь не начинала чувствовать себя лучше. Когда же, наконец, их доставили в Таймаут, хозяин лично осмотрел каждого переселенца и нашел, что все здоровы и хорошо перенесли переезд.