Стелла Камерон - Лучшая месть

— Бела спит, Джинни тоже, — продолжала докладывать Рей. — Но я хотела бы остаться с ней рядом. Вдруг она проснется и что-нибудь попросит? Тогда я сразу услышу.

— Талли обещала прислушиваться к Джинни и тут же сообщить, если ты понадобишься девочке.

Рей представила себе, как бы выглядела их совместная с Далласом жизнь. Она смотрела на его широкую спину, хлопчатобумажную рубашку, под которой угадывались мускулистые плечи. У Далласа стройный торс… Красивые длинные ноги… Смотреть на все это было очень приятно. Но вот тон его голоса… Почему-то от него веяло каким-то непонятным холодом… Отчужденностью…

— Это я убила Уилли, — призналась Рей.

Подобного признания не требовалось. Просто она хотела сказать нечто такое, что могло бы его заинтересовать.

— Кто-то должен был его убить. Он и так слишком много прожил на этом свете.

— Я думаю, полиция будет допрашивать меня.

Рейвен недоумевала: зачем Даллас просил срочно к нему прийти, если даже не хочет на нее взглянуть?

— Еще раз видеть его труп для меня станет сущей пыткой, — продолжала она. — Это все равно что встретиться с привидением. После выстрела я все время боялась: сейчас он снова встанет и бросится на меня.

— Серьезно? А теперь не боишься?

— Не боюсь. Теперь все в порядке.

На самом деле Рей чувствовала себя отвратительно. Даже была готова спросить Далласа, не хочет ли он, чтобы она ушла. Но вместо этого сказала:

— Я думала, что убила его еще тогда. Помнишь, я тебе рассказывала?

Даллас прокашлялся, посмотрел сначала себе на ноги, потом — на потолок.

— Тебе, по всей вероятности, действительно придется давать объяснения в полиции. Но не бойся, ведь правда и закон на твоей стороне.

— Мне жаль Тайсона.

— Почему же?

— Он все еще любит свою жену.

— Любит. Хотя она может оказаться потаскухой.

Рей глубоко вздохнула. Что он имеет в виду?

— Скажи, ты веришь, что в ту ночь на ботинках Уоррена были шипы? Или альпинистские крючки?

— Сейчас я готов поверить всему. Шипы или крючки… Когда он спускал на воду лодку, надо было оставить как можно больше следов, чтобы запутать дело и заставить нас подумать, будто Джинни утонула. Грязный трюк!

— Я больше не хочу знать этого человека.

— А мне он безразличен. Знаю только, что это сукин сын, который вечно обманывал и крал. Женился на тебе, когда был уже женат. И удочерил Джинни под чужой фамилией. Потом воспользовался ее доверием и приманил к себе. Он должен получить по заслугам!

— И получит! — жестко сказала Рей.

Она действительно хотела, чтобы Уоррен понес наказание. И это желание ее уже не удивляло.

— Джоэла хочет купить ферму, — сказал Даллас.

— А как же Тайсон?

— Он намерен уехать со своим отцом.

— Я тоже.

Даллас повернулся к ней. Рей с трудом подавляла в себе желание уйти.

Он внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Если бы я не нашел конверт в буфете и не прочел письмо Уоррена, возможно, тебя, Джинни и Белы сейчас уже не было бы в живых.

Даллас был прав. Но Рей не хотела, чтобы он об этом говорил.

— Ты не хотела, чтобы я знал о большом доме! — с укором сказал Даллас.

— Я не намеренно скрывала это от тебя, — ответила Рей, подумав при этом: не лукавит ли?

— Ты помалкивала на случай, если я не смогу справиться со своими многочисленными проблемами.

— О чем ты?

— О том, что ты сомневалась в своей защищенности и благополучии, если бы мы поженились. Но это почти наверняка мог гарантировать тебе Уоррен. Сама посуди: собственность, не зависящая ни от каких завещаний. Да и все остальное, что можно легко перевести на твое имя. Ведь игра стоила свеч!

Рей все думала, уйти ей или же сесть в кресло и слушать дальше.

— Что же ты молчишь? — насмешливо спросил Даллас. — Нечего ответить?

— Если ты считаешь меня способной на подобные низости, то стоит ли оправдываться?

Даллас переминался с ноги на ногу и беспомощно оглядывался по сторонам. Он чувствовал себя наголову разбитым. Хотел верить Рей. Доверять ей…

— Могу я считать себя невиновной, пока ты не докажешь обратного? — спросила Рей.

— Я же сказал, что люблю тебя! И не раз повторял это! Но ты никогда не говорила, что любишь меня. Во всяком случае, когда пребывала в здравом уме. Я же считал это само собой разумеющимся, а потому не спрашивал.

На столь серьезные обвинения Рей трудно было сразу ответить, и она молчала.

— Что ты еще хочешь мне сказать, Рей? — раздраженно спросил Даллас.

У нее на языке вертелся ответ: «Ничего!» Но она сдержалась и, чтобы выиграть время, подошла к окну. На улице уже стемнело.

— Я уничтожен, — тихо проговорил Даллас. — Думаю, и ты тоже.

— Да. Но ты послал за мной, и я пришла.

— Это была ошибка. Мы поговорим, когда хорошенько выспимся.

— Ой ли? А может, серьезный разговор между нами возможен только тогда, когда этого хочешь ты? В таком случае что прикажешь мне сейчас делать? Идти к себе в комнату и ждать, когда ты снова изволишь меня вызвать?

Даллас нервно пригладил ладонью волосы.

— Не хочется сейчас спорить и ругаться. Эта ночь для меня тоже не была праздничной.

Рей отметила, что волосы у Далласа в полном беспорядке. Очевидно, он действительно был очень взволнован.

— Прости меня, Даллас, — вздохнула она. — Я сама во всем виновата.

— Какое сейчас имеет значение, кто виноват? Главное, что ты оказалась именно такой, какой я себе представлял!

— То есть совершенством? — усмехнулась Рей, подойдя к нему вплотную. — Ты именно такой меня видел?

— Нет, черт побери! Я считал тебя воплощением честности и благородства!

— Забудь все это! А еще лучше, если мы оба забудем, что когда-то встретились.

— Не думаю, что это поможет, — рассмеялся Даллас. — Но ты хочешь еще что-то сказать?

— Это уже не для тебя. Ты все равно ничего не поймешь!

— Попробуй, может быть, и пойму.

Рей не хотела отступать. Он хочет все знать? Пусть будет так! Гордо подняв голову, она посмотрел в глаза Далласу:

— Джинни — не моя дочь.

Прошло несколько секунд… Затем минута… Даллас молчал и удивленно смотрел на Рей.

— Ее мать — моя родная сестра Кэсси. Я как-то рассказывала тебе о ней. Она умерла при родах Джинни.

Даллас помолчал еще немного и только после этого обрел дар речи.

— Ее отцом был… Уилли? — чуть ли не с ужасом спросил он.

Но Рей для себя уже давно решила вопрос об отце Джинни. А потому совершенно спокойно ответила:

— Я точно не знаю, кто был ее отцом. Но это сейчас не имеет никакого значения.

— И ты выдавала Джинни за свою дочь?

— Когда мне было семнадцать лет, другого выхода просто не было. Я считала, что если скажу кому-нибудь правду, то Джинни тотчас же от меня отвернется.

— Но может быть, для самой Джинни это было бы лучше? Она долго смотрела на Далласа, прежде чем сказать: