Ребекка Джинсен - Как подсказало сердце

Они стояли на южном холме, глядя сверху на Монтвиль. Бригитта нервничала, предощущая назревающую стычку. Три дня они ехали рядом, и Роуланд все время молчал.

Он улыбнулся.

— Знаешь, всякий раз, когда ты убегаешь, потом случается что-то хорошее.

— А что хорошего было в первый раз?

— Разве ты не стала моей?

Она покраснела.

— Ты поговоришь с Лютером наедине? — спросила Бригитта со страхом.

— Это не имеет значения.

— Очень даже имеет, Роуланд. Пожалуйста, поговори с ним наедине. Никто не должен знать, что произошло. Я знаю, Роуланд, ты негодуешь. Но пусть гнев не ослепит тебя. Все эти годы Лютер называл тебя сыном. Ты крепко с ним связан. Многолетние связи стоят не меньше кровного родства. Помни об этом, когда останешься один на один с ним.

Роуланд ничего не сказал и стал медленно спускаться с холма, никак не рассеяв ее опасений.

Когда они вошли в зал, Лютер был там. Он наблюдал, как они подходили, и на его лице появилось беспокойство, точно он уже знал все.

— Итак, ты снова вернул ее? — весело спросил Лютер, поднимаясь со своего места возле огня.

— Я привез ее назад.

Лютер взглянул на Бригитту.

— Разве я не говорил тебе, что он смягчится?

— Да, говорили, милорд, — тихо согласилась девушка.

— Тебя не было неделю, — на этот раз он обратился к Роуланду. — Она доехала до Ангерса?

— Да.

Наступило полное молчание, потом Лютер вздохнул, будто сломался.

— Ты узнал?

Роуланд не ответил. Не было нужды.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, Лютер, — сказал он. — Прокатимся верхом?

Лютер кивнул и вышел из зала за Роуландом.

Когда Бригитта смотрела им вслед, ее переполняла ужасная жалость к старику. Она видела, как опустились его плечи. Он сдался.

Роуланд поднялся на вершину холма, спешился как раз в том месте, где они стояли недавно с Бригиттой. Он помнил ее предупреждение. Но в нем кипел гнев, который просился наружу. Гнев маленького мальчика, жаждавшего любви. Гнев маленького мальчика, которого били, над которым насмехались и унижали.

Лютер тоже спешился, и, когда посмотрел в лицо сыну, Роуланд яростно потребовал:

— Черт бы тебя побрал, Лютер. Почему?

— Я скажу тебе, Роуланд, — тихо отозвался Лютер. — Я расскажу тебе о позоре человека, у которого нет сыновей.

— В этом нет позора! — вскричал Роуланд.

— Откуда ты знаешь? — с горячностью сказал Лютер. — Ты не в силах понять, как я хотел сына, пока не захочешь собственного. У меня дочери. Десятки дочерей по всей Нормандии. И ни одного сына. Ни единого. Я старый человек, мне почти шестьдесят. Я так отчаянно хотел сына, который унаследовал бы мои земли. Я чуть не убил Хедду, когда она родила вторую дочь. Вот почему она никогда не смогла зачать снова и почему она так ненавидит тебя.

— Но почему именно я, Лютер? Почему не крестьянский сын? Ребенок, который был бы благодарен за все, что ты ему дал?

— А ты не благодарен? Я сделал из тебя человека, на которого можно положиться, великого воина! И ты не благодарен за это?

— Ты привез меня сюда, чтобы я рос у этой карги, чтобы она мучила меня? Ты забрал у любящей матери… И отдал в руки Хедды.

— Я сделал из тебя сильного мужчину, Роуланд.

— Мой брат тоже сильный мужчина, но его вырастили в любви. А ты лишил меня этого, Лютер.

— Я любил тебя и люблю.

— Ты не знаешь, что такое любовь.

— Ты ошибаешься, — тихо ответил Лютер после ошеломленного молчания. В его глазах стояла боль. — Я просто не знаю, как ее показать. Но я, правда, люблю тебя, Роуланд. Я всегда любил тебя, как родного. Я сделал тебя своим сыном.

Роуланд не позволял жалости проникнуть в сердце и хрипло спросил:

— Но почему все-таки меня?

— У них было два сына. Сразу родилось два, когда у меня не было ни одного! Я был в Ангерсе с графом Ричардом, когда увидел барона и его жену с двойней. Меня поразила эта несправедливость. Я не собирался красть ребенка, все вышло неожиданно для меня самого и угрызения совести меня не мучили, Роуланд. У них близнецы, и если одного взять, останется еще один. У них будет сын и у меня — сын. Два дня я мчался верхом, я загнал лошадь и привез тебя прямо сюда. Ты был мой.

— Боже мой! — закричал Роуланд. — Ты же не имел никакого права, Лютер!

— Я знаю. Да, я перевернул твою жизнь. Но вот что я тебе скажу. Я никогда не стану просить у тебя прощения и если бы мне предстояло это снова, я бы снова так поступил. Потому что ты нужен Монтвилю, — сказал он уже другим тоном, овладев собой.

— У Монтвиля будет другой хозяин после тебя. Не я, — с горечью сказал Роуланд.

— Нет, Роуланд. Ты не можешь так поступить. Почти полжизни я отдал на то, чтобы вырастить из тебя хозяина Монтвиля. Ты не моя кровь, но я никому не доверю Монтвиль, кроме тебя.

— Я не хочу.

— Ты что, позволишь Торстону завладеть им? — сердито возвысил голос Лютер. — Ему наплевать и на людей, и на землю, и на лошадей. На все то, что мы оба любим. Он ненасытен. Между нами и графом Ричардом начнется война, Монтвиль погибнет. Ты этого хочешь?

— Хватит…

— Роуланд…

— Я сказал — хватит! — закричал Роуланд и вскочил на коня. — Я должен подумать. Я не знаю, смогу ли я смотреть на тебя, узнав правду. Я должен подумать.

Роуланд вошел в свою комнату, ее тепло подействовало, как бальзам на его разгоряченные нервы. Раньше комната не была таким теплым и уютным местом, но когда здесь появилась Бригитта…

Она взволнованно наблюдала за ним. Роуланд вздохнул, опустил плечи и упал в кресло, избегая ее ищущего взгляда.

— Не знаю, Бригитта, — сказал он тихо. — Я не могу его простить. И что делать — тоже не знаю.

— Вы боролись?

— Только на словах.

— Так почему он это сделал?

— Как ты и сказала. Он отчаянно желал сына. Роуланд опустил голову ей на руки, а потом быстро взглянул на нее.

— Как бы я хотел, чтобы это был не я!

Тронутая его признанием, Бригитта опустилась перед ним на колени и обняла. Она молчала.

Роуланд нежно гладил ее мягкие волосы.

— Сокровище мое. Что бы я делал без тебя?

Сквозь шкуры, натянутые на окна, пробивался слабый свет зари, когда Бригитта проснулась, разбуженная шагами Роуланда. От пламени догоравших в чашах свечей по стенам бродили неясные тени. Фитили почти догорели.

Бригитта привстала, облокотившись на руку, ее волосы рассыпались по плечам золотым дождем.

— Тебе не спится?

Он вздрогнул.

— Нет.

И продолжал ходить.

— Могу ли я чем-то помочь?

Роуланд подошел к кровати, сел на край спиной к ней.

— Я должен сам для себя решить. Дело не в Лютере, а в Монтвиле. Он хочет, чтобы я был его хозяином.

— А почему тебя это так беспокоит? Ты же всегда знал, что когда-то придет день и ты станешь хозяином?

— Когда шесть лет назад я уехал отсюда, я выкинул его из головы. И никогда не собирался возвращаться. Теперь мне снова предстоит пройти через это. Распрощаться с ним.