Сандра Филд - Соблазнитель из Канады

Когда Нелл появилась на причале, Кайл был уже там. Небрежно кивнув ему, она легко взбежала по шаткому трапу на борт катера, где, как на заправском судне, был и пассажирский салон, и бар, и грузовой отсек. Капитан дал сигнал к отправлению, и скоро за кормой забурлила вода, заметались потревоженные шумом двигателя чайки; пенный след становился все шире: катер вышел в открытое море. Нелл смотрела на берег: чем больше он удалялся, тем ближе оказывалась она к той цели, ради которой и затеяла свое путешествие, перевернув последнюю страницу бабушкиного дневника...

Источавшая запах плесени, исписанная выцветшими от времени чернилами бумага добросовестно сберегла грустную повесть чужой, в общем-то, жизни. Анна подробно описывала всю свою родню и подруг, и страх перед войной со всеми ее тяготами, и сбывшиеся ужасы оккупации. После освобождения тон повествования заметно изменился; видно было, дневник открывали нечасто и ненадолго: записи становились короче, а промежутки между ними все увеличивались.

Факты были таковы: в деревушке Клейнмиер расквартировали канадский полк, в составе которого служил некто Конрад Гиллис, призванный в армию из Морт-Харбора, что в Ньюфаундленде. Полк простоял недолго, но нескольких дней вполне хватило, чтобы Анна влюбилась в канадца без памяти и, опьяненная этой любовью, отдалась бравому солдату, сама приведя его на ферму одного из многочисленных родственников. Поход на ферму повторился раз, и другой, и третий... Анна писала о случившемся с нею очень скупо: «В старой риге складывали сено на зиму. На этом сене я была с Конрадом. Вместе нас видело только солнце, пробивавшееся сквозь щели в стенах и оставлявшее в сумраке, нас окружавшем, золотые дорожки. Мы ни разу не говорили о любви...»

Полк покинул деревушку, а вскоре выяснилось, что Анна беременна.

«Мать с отцом разрешили мне оставить ребенка и жить вместе с ними. Мне повезло, что меня не гонят из дома, как это случилось с Ханнеке. Ей пришлось отдать ребенка в приют... Я узнала, что Конрад женат и, стало быть, не смог бы жениться на мне... Слава Богу, я ни словом не обмолвилась о том, что люблю его... Сегодня у меня родилась дочь, я назвала ее Гертрудой....

Это была последняя запись.

Гертрудой звали мать Нелл.

Об остальном легко догадаться. В маленькой деревушке, где у людей не было секретов, девочка росла, зная, что она не такая, как другие дети, что она — позор семьи, а потому уехала из родных мест, как только ей исполнилось семнадцать. Она всегда придерживалась самых строгих правил, сторонилась мужчин и даже в мужья себе выбрала того, в ком не осталось и искры страсти, — вдовца старше ее на двадцать с лишним лет.

Если бы Нелл прочла дневник раньше, она бы сумела понять свою мать и успела бы ее простить за ту кошмарную атмосферу нелюбви, в которой воспитывалась в мрачном, никогда не оглашавшемся смехом, доме; за ту суровость, с которой родители относились и к ней, и друг к другу; за ту непреклонность, с какой пресекалось в маленькой девочке желание тепла, участия и искренней привязанности.

О своей бабушке Нелл знала лишь, что она есть, а видела ее только раз и, разумеется, ничегошеньки о ней (в свои-то три года!) не запомнила. И вот теперь ей предстоит увидеться с тем, кто, сам того не ведая, стал много лет назад сначала отцом, а затем и дедом. Она навела справки и узнала, что Конрад Гиллис жив, здоров и никуда не уезжал из Морт-Харбора. Еще она знала, что до смерти боится этой встречи.

— У тебя такой вид, словно ты решаешь мировые проблемы. — Кайл неслышно подошел сзади.

— Только свои собственные, — обернулась Нелл. — Нам еще долго?

— Часа два самое меньшее. И какие же у тебя проблемы, Петронелла Корнелия?

— Да вот гадаю, укачает меня или нет. — Нелл ухватилась за поручень, пытаясь удержать равновесие на резко накренившейся палубе. Кайл, будто и не было никакой качки, стоял, подставив грудь усилившемуся ветру и не вынимая рук из карманов. — Тебе, как я вижу, морская болезнь не грозит, — сказала она.

— Мой отец был рыбаком, я вырос на море.

— Здесь, в Ньюфаундленде? — Нелл не хотела упускать возможность узнать о нем побольше.

— Да, только дальше, на севере полуострова. Катер тогда ходил не чаще двух раз в год, а других дорог попросту не было. И не такая уж это романтика — море. Уловы вроде неплохие, а семья наша из нищеты не выбивалась, хоть и вкалывали с утра до ночи.

— Ну, тебя-то уж бедняком не назовешь. — Нелл сразу заметила, что кажущаяся простой одежда на нем стоит немалых денег.

— Рано ушел из семьи, и у меня кое-что получилось. — Он нахмурился. — И с чего это я вдруг разболтался? Не привык я говорить о себе.

— Ты женат? — спросила Нелл и тут же сама испугалась вопроса.

— Ну-ка пошли, пока мы не вымокли до нитки. — Кайл взял ее за руку и увел от плюющегося солеными брызгами ветра под навес, а там заговорил снова: — Нет, не женат. Собрался было, да ничего не вышло. А тебя кто-нибудь ждет в Европе?

Нелл покачала головой.

— Я не собираюсь возвращаться. Останусь здесь.

— Здесь?! Брось, Нелл, Ньюфаундленд не стоит этой жертвы.

Как объяснить ему, что никакой жертвы она не приносит?..

— Там все, чем ты живешь и без чего не сможешь, — продолжал он. — Там твой дом.

— Да нет же, нет там у меня ничего! И возвращаться незачем. — Нелл вдруг почувствовала, как закипают на глазах слезы, и торопливо отвернулась, пряча лицо. Кайл встал у нее за спиной, взявшись с обеих сторон от нее за поручень. Он был совсем близко, слишком близко, и это действовало на нее странным образом: хотелось еще большей близости, и одновременно еще сильнее хотелось плакать.

— Не могу видеть твои слезы. — Его голос звучал глухо. — Ты убегаешь от кого-то, Нелл? Это мужчина?

— Я никого не подпускала к себе настолько, чтобы потом нужно было спасаться бегством. Понимаешь... в этих краях есть что-то такое, от чего мне и грустно, и хорошо, что я долго-долго искала и что, наконец, стало моим.

Катер опять качнуло, Нелл оказалась прижатой к Кайлу, и, не отпуская ее от себя, он спросил:

— Почему ты так боишься мужчин?

— А почему ты так и не женился? — в тон ему спросила она.

— Это означает, что мы оставляем свои секреты при себе, да?

— Как и все. — В ее словах слышалась неподдельная горечь; ей и было горько: ведь именно хранимые секреты превратили ее в испуганную недоженщину.

— Во мне можешь быть уверена: я сохраню свою тайну, — сказал Кайл, и глаза его при этом были темны, как морские глубины в шторм. Потом он улыбнулся открытой мальчишеской улыбкой, от которой Нелл буквально растаяла: ей показалось, что выглянуло солнце и согрело измученное долгим холодом сердце. — А не подняться ли нам на капитанский мостик?