Джейн Арбор - Мнимая невеста

Венеция припомнила имена кое-кого из бывших подружек Микеле, но адресов не знала. А еще через неделю в банке подтвердили, что счет Микеле закрыт, и почти в то же время из Милана в ответ на запрос Леоне пришло письмо приятеля-студента, сообщавшего, что он получил от Микеле по почте ключ от квартиры и что на посылке стоял почтовый штемпель Неаполя.

— Может, обратиться в полицию? — предложила синьора Париджи.

Однако Леоне не поддержал ее:

— Микеле — взрослый человек и имеет право уехать из дома. Полиция просто не станет заниматься этим.

— Ну и хорошо, что не станет, — фыркнула Венеция. — Вот кончатся у него деньги, и он вернется. Представляете, каково будет нашей драгоценной семейке, если его физиономия будет напечатана в полицейском розыске?

За эти первые дни Аликс пришлось пережить множество неприятных моментов и уклоняться от любопытных вопросов Венеции, удивлявшейся, как это она решилась и как это ей вообще предложили остаться на вилле. Вопросы Венеции били в самую сердцевину, и зачастую она не могла скрыть едкой злобы, выдаваемой за сочувствие. Что написал Микеле в том письме? (Аликс предусмотрительно разорвала его.) Чего Аликс надеется добиться, оставаясь здесь? А если Микеле вернется, хватит ли Аликс гордости дать ему понять, что между ними все кончено? Неужели и вправду хватит? А Леоне? Он действительно попросил ее остаться? Зачем? Наверное, чтобы тетя Дора не чувствовала себя одинокой. Неужели только поэтому? Выходит что-то вроде: «Потеряла сына, приобрела дочь». Придя к заключению, что Аликс осталась только ради матери Микеле, Венеция почувствовала себя заметно спокойнее.

Со своей стороны Аликс терялась в догадках относительно того, чем вызвана такая неприкрытая враждебность со стороны Венеции, вспыхнувшая с особой силой после бегства Микеле. Обе они и раньше не проявляли друг к другу видимой симпатии, но теперь их отношения окончательно переросли в одностороннее соперничество, исходившее от Венеции. Она словно подозревала, что после исчезновения Микеле Аликс захочет покуситься на какую-то ее собственность. В этом Аликс окончательно убедилась в один из дней, когда, отправившись к озеру искупаться, встретила там Джиральдо Торре.

Она лежала на солнышке, когда услышала громкое: «Ах вот ты где!» Аликс, выпрямившись, села, на лице Джиральдо появилось разочарованное выражение.

— Это вы, а я думал, Венеция, — посетовал Джиральдо. — Она обещала в три. Мы собирались искупаться и покататься на лодке. Где она, не знаете?

Аликс ответила, что нет, и Джиральдо, задумчиво присев рядом с нею, повторил:

— Она сказала «в три». — Слова эти прозвучали так, словно он ожидал тут же увидеть Венецию, сказочным образом появившуюся из воздуха.

Аликс попыталась его утешить:

— Не волнуйтесь, она, должно быть, скоро придет.

Зная по опыту, что беседа с Джиральдо не представляет собою ничего, кроме чередования долгих пауз и коротеньких робких реплик, Аликс снова улеглась на солнышке, прикрыв ладонью глаза.

Джиральдо задумчиво сидел, молча кидая в воду камешки, потом наконец сказал:

— Вас последнее время совсем не видно в клубе. С тех пор, как Микеле… Ну, в общем, уже довольно давно.

— Да. Мне больше нравится плавать здесь. — Это была правда, хотя и не полная. На самом деле Аликс не появлялась в «Дель Лаго», остерегаясь неизбежных сплетен, и Леоне поддерживал ее в этом.

После долгой паузы Джиральдо сказал:

— Вам, по-видимому, не хочется говорить о Микеле, хотя наверняка небезынтересно узнать, что говорят люди. Все считают, что он поступил как последний дурак. Учитывая его прошлое, он должен был быть счастлив, что такая девушка, как вы, хотя бы просто заметила его. Я бы, например, все отдал, если бы ко мне так относились. — Он помолчал. — Вы, конечно, поняли, что я говорю о Венеции. Только она никогда не дает мне определенности.

— Вот как? — Аликс надеялась, что этот сухой тон удержит Джиральдо от дальнейших откровений, но он доверительно продолжал:

— Но дело даже не в этом. Просто она не любит меня, я это знаю. Сегодня мила, а назавтра ее словно подменили. А взгляни я на другую девушку, то мне совсем конец. Но я не рискую, тем более что люди и так поговаривают, что Леоне может жениться на ней.

Аликс оторопела. Она долго молчала, потом села, устремив взгляд на сверкающую гладь озера.

— Вы и впрямь верите, что Леоне может увести ее у вас? — Аликс удивилась, с каким трудом выдавила из себя этот вопрос.

Джиральдо пожал плечами и махнул рукой:

— Так люди говорят, хотя лично я сомневаюсь, что они подходят друг другу. Да они и сами, кажется, это понимают. Она рядом с ним ребенок. Это со мной она деспотична, а с ним — ну настоящий котенок. Заметили? Все знают — Леоне не склонен терять голову из-за женщин, и раз он поощряет это, значит, имеет какие-то соображения.

— Соображения? Какие?

— Ну, например, финансовые. В деньгах он не нуждается, но имеет далеко идущие планы относительно «Париджи Камеос». А Венеция, насколько я понял, унаследует после отца немалые деньги. К тому же такая красивая жена никому бы не помешала. И сыновья… — Джиральдо искоса посмотрел на Аликс. — Знаете, для нас, итальянцев, очень важно иметь сыновей.

Аликс вспомнились слова синьоры Париджи: «Если он и женится, то только не по любви». Вот так — два разных человека и два абсолютно одинаковых мнения о Леоне. И в прошлый раз, и сейчас Аликс только слушала. Слушала, не желая соглашаться. Не желая верить в то, что хотя бы сотая доля из всего сказанного могла бы оказаться правдой. Да, она боялась поверить в это, и теперь внутри у нее перемешалось все: и чувство безнадежной любви, и ревность, и гордыня, и какое-то детское бунтарство против этих чувств. Но как бы она ни сопротивлялась, факт оставался фактом. Слишком долго она обманывала себя, и теперь ей придется признать, что ее желание оставаться с этими людьми было попросту страстным желанием принадлежать Леоне, любить и быть любимой тем, в чьих руках она была всего лишь инструментом для достижения задуманной цели.

Да, это произошло сразу — еще почти не зная его, она почувствовала на себе его магнетизм, старалась не поддаваться и все же не могла устоять против его силы. Она всегда уступала ему… таяла перед его властной мощью, делавшей ее такой податливой. Этой мягкости и податливости он имел бы право ожидать от нее только в том случае, если бы любил.

Но в том-то и дело, что он не любил ее. Ни единым жестом или словом не подарил ей малейшей надежды. И хотя слухи иногда бывают преувеличенными, в них все же имеется доля правды. Ведь Аликс не могла не заметить его потворства Венеции и нежности, с какой он обращался с мачехой, слышала его едкие суждения о женском поле. Что тут еще прибавить? Разве не ясно? Леоне Париджи может сочувствовать и быть терпимым, когда захочет, но никогда не станет притворяться, что любит. И это-то было для Аликс больнее всего. Куда больнее, чем если бы она узнала, что он в кого-то влюбился. А ведь говорят, что когда-то он действительно любил. Интересно, какая она была, эта графиня? Чем взяла его: красотой или чем-то другим? Ведь что-то разочаровало его, жестоко убив в нем способность полюбить снова? Но даже если бы эта женщина снова появилась сейчас в его жизни, Аликс перенесла бы этот удар куда легче, чем весь этот хладнокровный расчет на престиж и наследников, являющийся лишь жалкой второсортной подделкой настоящей любви.