Джоанна Лэнгтон - Сбывшаяся надежда

— Я не верю… — пробормотала она, полагая, что Лоренцо шутит. — Мне трудно поверить в такое безумное желание.

— А разве не этого жаждет мужчина от красивой женщины?

— Я не красива…

Лоренцо медленно приблизился к ней. Его карие глаза горели знакомым золотистым огнем, прожигавшим Энжи насквозь. Он вытащил заколку из ее волос, и они пышной волной рассыпались по плечам.

— Мне нравится, когда у тебя распущены волосы, — тихо промолвил он, перебирая искрящиеся в солнечных лучах пряди. От этих движений ее сердце забилось сильнее, ноги обмякли. — Очень красива и очень сексуальна, — хрипло прибавил Лоренцо, притягивая ее к себе.

Прижатая к сильному мужскому телу и ощущая памятный, едва уловимый аромат, она с удивлением обнаружила, что ее грудь налилась, а соски заострились. Все мысли куда-то улетучились, а кожа покрылась мурашками, не предвещавшими ничего хорошего.

— Откуда такая внезапная покорность? Должно быть, ты сказала себе, что это надо ради спасения матери. Но ты слукавила, моя девочка. В тебе была и есть страсть, необузданная сила. И сейчас ты вся горишь от возбуждения, а не цепенеешь от страха, — полушепотом сказал он, отпуская от себя.

Энжи хотела возразить ему, но молчала, так как знала, что он прав, и предательски дрожавшее тело, требовавшее ласки и любви, подтверждало это. Да, оно было объято отчаянным, неконтролируемым желанием неги и счастья, вызванным не давними воспоминаниями, а сегодняшним, сиюминутным моментом.

Лоренцо взял два бокала и, наполнив вином, протянул один ей.

— Но, ты понимаешь, я совсем не жалуюсь, — обронил он. — Бесполезно взывать к моей совести и милосердию. К тому же за все грехи надо платить…

Энжи показалось, что она в аду и земля полыхает под ее ногами.

— Что ты хочешь этим сказать?

— В настоящий момент я уверен, что три недели вполне удовлетворят меня, — заявил он, пристально глядя ей в глаза. — Эти три недели могут показаться тебе вечностью.

— Ты хочешь, чтобы я провела с тобой три недели? — переспросила она, уныло думая о том, что именно столько длится ее отпуск.

— Но на этот раз кукла Жаннет будет спать в одиночестве.

— Это я уже поняла, — буркнула Энжи, не смея поднять глаз.

— Потом мы разойдемся в разные стороны, оформим развод и каждый пойдет своей дорогой. Маргарет покинет мой дом, и я обо всем забуду. По-моему, это справедливое предложение.

Но ей оно казалось не справедливым, а, наоборот, оскорбительным и даже унизительным.

— Выбор за тобой, — серьезно произнес он.

— А разве у меня есть выбор? — Если она не согласится, Лоренцо привлечет к суду мать, а мысль об этом была для Энжи невыносима. Даже если мать виновна и заслуживает наказания, этого ни в коем случае нельзя допустить. — Альтернативы нет, мне придется принять твое предложение.

— Оркестр, туш, пожалуйста! — С этими словами он двинулся к джипу и оттуда куда-то позвонил. Быстро закончив разговор, он вернулся к Энжи. — Поручение о вручении уведомления отменено.

Не веря в то, что соглашение, к которому он вынудил ее, уже вступило в силу, Энжи медленно села на плед.

Энжи проснулась оттого, что кто-то сильно тряс ее за плечи. Она открыла глаза: солнце стояло прямо над головой.

— Пора ехать.

Он наклонился и осторожно поднял ее. Был полдень, но Энжи ничего не помнила. Видимо, она проспала не меньше двух часов. Она протерла заспанные глаза, одернула смятый костюм и пригладила взъерошенные волосы.

— Почему ты не разбудил меня?

— Я решил, что тебе нужен отдых, — ответил он, складывая плед. Корзинки уже не было.

— Зачем ты все-таки привез меня сюда? — поинтересовалась она, обуреваемая любопытством.

— Вероятно, это была бесполезная попытка напомнить тебе о семье, принявшей тебя на этом острове.

— Я не понимаю тебя, — смутившись, произнесла она.

— Я говорю о твоем дедушке и его сестрах: Карло, Лючии и Бьянке Аньези, — бесстрастно перечислил он. — Тебе следует знать, что они живы и здоровы.

Повернувшись, Лоренцо быстро направился по тропинке к дороге. Энжи догнала его и пошла рядом.

— Я несколько раз писала ему, но ни разу не получила ответа.

— Только не лги. Ты не писала. Я первый, кто не поверит тебе.

— Но я действительно писала, правда! — запротестовала Энжи.

Неожиданно ее осенило: мама! Она всегда брала ее письма, уверяя, что отошлет их сама. Неужели письма, над которыми Энжи пролила столько слез, никогда не были отправлены? Так или иначе, но ее переписка с родственниками отца не входила в планы матери, вознамерившейся обогатиться за счет Лоренцо.

— Ручаюсь, это мама не отослала мои письма! — с негодованием воскликнула она.

Лоренцо смерил ее презрительным взглядом, полным открытого осуждения. Энжи поняла, что он не верит ей.

Сама того не желая, она погрузилась в далекие воспоминания, когда, вернувшись к матери в Дублин, чувствовала себя загнанным зверьком, боявшимся всех и вся. Выдернутая отцом из привычного для нее мира, она по возвращении в него ощущала одиночество и страх. Увидеть Лоренцо, целующего другую женщину, стало для Энжи настоящим потрясением. Он был для нее олицетворением любви и опоры в трудную минуту, источником вдохновения и уверенности в себе. Но та сцена у лифта открыла ей глаза на сущность их брака, бывшего на деле вынужденной необходимостью и чистой воды тактическим шагом с его стороны. Неважно, какого мнения он о ней теперь, но она никогда не расскажет ему о своих мучительных переживаниях после того случая, о том, как ей трудно и долго пришлось собираться с силами.

Она села в машину. Как он там себя назвал? Чертовски богатым человеком? Боргезе… Банк Боргезе в Мессине. Энжи вспомнила, как пару лет назад наткнулась на эту фамилию в одном из солидных журналов. Она обратила на нее внимание лишь потому, что тоже очень недолго носила ее. Статья посвящалась состоятельной и очень влиятельной в Италии семье, пережившей много лет назад похищение одного из своих членов и с тех пор редко дававшей интервью репортерам. Именно поэтому так редко можно было увидеть фотографии кого-нибудь из Боргезе на страницах прессы.

Спустя два месяца после первой встречи в доме ее дедушки Лоренцо приехал к ним, чтобы сообщить, что ее отец, Доменико Аньези, погиб в автомобильной катастрофе во Франции. Энжи потрясла эта новость, хотя в то время ей казалось, что отец, бросивший ее, немногим лучше похитителей. Она сказала тогда об этом Лоренцо.

— Да, это отвратительно, что он солгал тебе о воссоединении с мамой; с его стороны неправильно привозить тебя к совершенно незнакомым людям. Безответственно и эгоистично, — с жаром говорил он. — Но ты, моя девочка, не можешь обвинить его в похищении. У меня есть дядя, на теле которого до сих пор остались шрамы от того кровавого преступления. Похитители — люди жестокие и безжалостные, заставляющие страдать невинных людей ради собственной корысти.