Рут Дейл - Завтрак в постель

— Не сомневаюсь. — Она повернулась к двери. — Это мое дитя, да благослови Господь его сердечко. Вы знаете, что, кроме вас, я никому его не доверила бы.

— Спасибо на добром слове, миссис Свон. — Брук вышла вместе с женщиной на крыльцо, где они постояли в ожидании Хиггинса.

Миссис Свон склонилась к Брук и произнесла заговорщическим голосом:

— Держи Пуки подальше от этого человека: он чересчур хорош собой, чтобы ему доверять, я-то уж знаю.

Брук чуть не вскрикнула от изумления. Да, в старушке осталось еще немало задора, несмотря на ее почти девяносто лет.

Гаррет с интересом наблюдал за Брук и вздорной маленькой старушонкой, которые шептались на крыльце. Вряд ли они говорят о чем-то стоящем. Скорее всего, о кошках. Но он всегда отличался любопытством, и, возможно, именно это и сделало из него хорошего адвоката.

Вернулся шофер миссис Свон, он усадил свою хозяйку в сверкающий «бентли», припаркованный перед домом, и они неспешно отъехали. Только когда автомобиль скрылся за поворотом тенистой дороги, Брук вернулась в дом.

Приложив к губам палец, Гаррет указал на спящую Молли, раскинувшуюся на софе рядом с Кэрол Ломбард. Напряженное выражение на лице Брук сменилось ласковой улыбкой.

«Что там говорят о женщинах и детях? — подумал Гаррет. — Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то, очевидно, путь к сердцу женщины — через ребенка. Надо будет намотать на ус».

Брук подошла к нему вплотную, вероятно, с тем чтобы разговором не потревожить сон Молли.

— Я должна устроить Пуки, — шепнула она. — Если вам нужно идти…

— Мне спешить некуда, — ответил он добродушно, — если вы не возражаете, я подожду. Может быть, подружусь с парочкой кошек и тем самым докажу вам, что мне по силам выиграть наше пари.

— Ваше пари! — В ее голосе прозвучала легкая насмешка. — Не утруждайте себя понапрасну — никаких завтраков в постель не будет.

— Ну, если так, то я могу придумать и другие условия.

— Вы неисправимы.

— Зато вас, я думаю, легко исправить.

Брук посмотрела на него в легком замешательстве, прежде чем повернуться и уйти. Гаррет проводил ее взглядом до двери, затем подошел и сел на самый краешек софы, где уже лежал, подремывая, Кларк Гейбл. Кот открыл один глаз и вызывающе посмотрел на незваного гостя, после чего снова погрузился в сон.

Не обращая внимания на кота — единственный способ поставить на место всю эту пушистую братию, — он смотрел на крепко спящую Молли. Раз уж они пробудут здесь большую часть лета, ему, вероятно, стоит… объясниться с Брук.

Гаррет вздохнул и натолкнулся на взгляд голубоглазой Кэрол Ломбард. Белая кошка, казалось, уставилась на него с какой-то ленивой бесцеремонностью. Гаррет вздрогнул и судорожно глотнул воздух. Кошки! Бр-р-р…

И все-таки он должен доказать…

Брук не могла поверить, что Кларк Гейбл нанесет ей предательский удар, и тем не менее, войдя в гостиную, она обнаружила, что рыжий кот свернулся на коленях у врага. Гаррет гладил кота размашистым движением завзятого собачника.

— Что вы делаете? — запротестовала она возмущенным шепотом, бросаясь на выручку своему любимцу.

— Тс! — Он показал глазами на Молли. — Это уже не ваш кот, в него вселилась нечистая сила. — В глазах Гаррета сверкали озорные искры. — Я же говорил вам, кошкам нельзя доверять. Они только и ждут случая, чтобы одурачить вас. Напротив, собаки…

Недоверчиво отмахнувшись от его слов, Брук отвернулась и пошла на кухню. Что, черт возьми, здесь происходит? Она знать не знает этого человека, и все же ее сердце колотится, а голова идет кругом, точно… точно она и впрямь увлечена им.

Чего, разумеется, нет и в помине. Он приехал сюда, чтобы нарушить весь уклад жизни, установленный здесь этой замечательной женщиной, которую он даже не удосужился узнать как следует. Брук не могла и не хотела поддаться искушению.

Естественно, Гаррет тотчас последовал за ней. Такая у него манера! Она взглянула на него с несчастным видом.

— Что ж, я заработал очко, и Гейбл мне теперь ни к чему.

— Такова жизнь. Сначала любишь, потом бросаешь, — заметила Брук.

Он облокотился на стол, подперев руками подбородок. В его золотисто-карих глазах, обращенных к ней, блеснуло коварство.

— Но вы должны признать, что кошки меня любят. Я с легкостью выиграл пари. Вот что важно.

— Для вас, может быть.

Он удивился.

— Победа важна для каждого.

— Нет, счастье важнее.

— Это женщины так думают.

— А я и есть женщина, или вы… — Она вдруг в ужасе остановилась. То, что она женщина, он, конечно, заметил. Она это знала — потому-то и злилась, ведь это делало ее уязвимой.

Гаррет встал и медленно направился в ее сторону.

— Я, разумеется, заметил, — его губы искривила чувственная улыбочка. — За вами награда.

— Ничего подобного.

— Долги надо отдавать. — Он медленно двинулся на нее. — Расплачивайтесь.

Так же медленно Брук отступала, чувствуя себя маленькой птичкой под гипнотическим взглядом змеи.

— Не подходите, Гаррет Джексон!

— Мне хотелось получить завтрак в постель, но вы почему-то неодобрительно отнеслись к этому, — напомнил он ей. — На чем же мы порешим?

Девушка уперлась спиной в холодильник. Отступать больше некуда, поэтому она обхватила себя руками и гневно взглянула на своего собеседника.

— Это глупо. Прекратите сейчас же.

Он будто ее и не слышал.

— Давайте посмотрим, что же я могу потребовать. Поскольку пари у нас не ахти какое серьезное, мне остается только надеяться на скромное вознаграждение, такое, которое бы вам ничего не стоило… и напоминало непревзойденном Гаррете Джексоне.

Он наклонился еще ближе. И хотя ее не коснулся, Брук почувствовала себя так, словно он сжал ее в своих объятиях. Она дышала прерывисто, мысли ее путались.

Если бы голова у нее работала лучше, она никогда бы не произнесла слабым голоском:

— Как насчет печенья? Мне ничего не стоит испечь.

У него божественная улыбка, когда он — вот так, как сейчас, — растягивает губы с нарочитой медлительностью.

— А как насчет поцелуя? — Гаррет наклонялся ближе и ближе, но все еще не касаясь ее. — На память о том, что я человек, который любит выигрывать… и выигрывает.

С последним словом он прижал свои губы к ее губам.

Гаррет прижал свои губы к ее губам… прохладным, нежным, трепещущим. Не в силах пошевелиться, она позволяла ему целовать себя.

Никто никогда ее так не целовал! Он не обнял ее и даже не склонился к ней, хотя, зажатая между ним и холодильником, она не смогла бы сделать и шага назад.

Все ее чувства сосредоточились на возрастающем жаре его губ, с такой уверенностью распоряжавшихся ее губами; на возрастающем жаре собственной крови, струей шампанского растекавшейся по жилам.