Саския Бергрен - Сладость греха

Упоминание о Марке привело Флорин в чувство. Но тут Бен снова обнял ее, привлек к себе, осыпал губы легкими, зовущими поцелуями, погладил языком ямочку на подбородке. Ладони его свободно скользили по ее спине под расходящимся кружевом — вверх к лопаткам, а затем снова вниз, под лиф.

Затрепетав, Флорин снова попыталась высвободиться, но Бен потянулся за ней, а язык его снова скользнул в ложбинку под нижней губой, щекоча чуткие десны. Флорин задрожала всем телом, приподнялась на цыпочки, мечтая об объятиях более крепких. Но Бен удерживал ее, словно не доверяя себе настолько, чтобы соприкоснуться бедрами. Пальцы его снова стронулись с места, расстегнули крючок воротничка. Он взял девушку за локти, заставил приподнять руки так, чтобы соскользнула драпировка, все это время, дразня и покусывая ее губы. Флорин напряглась и рванулась назад, но Бен прижал ее к себе, резко дернул кружево вниз.

Она уперлась ладонью в широкую грудь, отстранилась от его губ.

— Бенедикт, перестань! Это безумие…

— Да, знаю. — Он поцеловал Флорин в щеку, легонько куснул за мочку уха и жадно зашептал: — Твое благоухание сводит меня с ума. Прости, если не удержусь и попробую на вкус… — И лизнул нежную кожу за ухом.

По спине Флорин побежали мурашки.

— Бенедикт, перестань, пожалуйста! — взмолилась она.

Мысли ее смешались, ноги, словно налились свинцом. Колени подкашивались, мышцы превратились в расплавленную лаву. Но, собрав все силы, Флорин отступила, высвободилась, сознательно отвергла упоительное наслаждение, что так щедро дарили ладони и губы Бенедикта Норденгрена.

Он ухватил ее за локоть и удержал на месте.

— Ты еще не жена ему, знаешь ли.

— Но я дала слово. А сейчас это слово нарушаю.

— Возможно, тебе вообще не следовало связывать себя подобными клятвами.

— Не оправдывай меня, Бенедикт. Я поступаю дурно.

— Я хочу прикоснуться к тебе…

— Знаю. Но если ты… — Флорин не договорила, но молчание оказалось красноречивее слов. — О, Бенедикт… не надо, пожалуйста… — слабо выдохнула она.

И тут голос ее беспомощно умолк, голова бессильно склонилась на плечо. А Бен всего лишь просунул палец под твердую чашечку «веселой вдовы» и провел им от подмышки до центральной впадинки в форме сердечка, не задевая при этом груди.

— У тебя удивительная кожа. Упругая, бархатистая… Я-то думал, что так и не отыщу ничего мягкого, но вот нашел… — Палец вернулся, отогнул чашечку корсета, задержался у соска и потер его. — Ммм… кажется, я поспешил с выводами.

Флорин с трудом сдерживала дрожь — мартовские ночи и так холодны, а Бенедикт Норденгрен лишь ухудшает дело! В воображении неожиданно возникло возмущенное лицо жениха. Флорин отпрянула и удержала руку Бена.

— Пожалуйста, поправь мне платье. А комплекс вины на ближайшие три месяца мне считай, что обеспечен.

— С какой стати? Помолвка дает влюбленным время оценить правильность выбора. Может, ты как раз переосмысливаешь решение.

— А по-моему, ты опять подыскиваешь мне оправдания!

Теплые ладони легли на ее бедра.

— Меня ужасно влечет к тебе, Флорин Дигби. Что человеку делать в таком случае? Ждать, сложа руки? А что, если….

— А что, если это — минутный каприз? Последствия свадебного дурмана? Жених и невеста шествуют к алтарю — и у гостей сладко замирает сердце. Зрители, как говорится, «влюбляются в любовь». А ведь мы еще более уязвимы, поскольку прошли по тому же пути!

— Флорин, я с первого взгляда…

— Тсс, дай мне докончить. Сегодня ты и я — иные, нежели в обычный день. Роскошные наряды уводят нас из настоящего в прошлое точно так же, как и прогулка в твоем автомобиле. Не могу избавиться от мысли, будто я не в первый раз родилась на свет. И все это… — Флорин подняла взгляд. — И этот бельведер, и твоя «испано-сюиза», и шляпка с лентой, все — часть моей прошлой жизни. Но Бенедикт, это ведь не правда! В такие дни просто необходимо сохранять трезвую голову. Надо взглянуть на события в безжалостном свете дня. — Флорин поправила шнуровку. — Сам знаешь, что говорят про весну и про юношеские грезы!

Она застенчиво отвернулась, но Бен и не подумал убрать руки с ее бедер.

— И что же такое говорят?

— А то сам не знаешь? Весной все грезят о любви — вот так-то.

Она поправила кружева. Бен послушно застегнул крючок. Благоуханная прядь волос задела его по лицу, и лишь огромным усилием воли он сдержался и не дал воли страсти. Затем нагнулся, подобрал с пола смокинг и набросил его на плечи спутницы.

Флорин запахнулась и обернулась к собеседнику.

— Сегодня я твоя весенняя греза, Бенедикт Норденгрен. И пока мы не зашли слишком далеко, следует взглянуть правде в глаза: все дело — в особой свадебной атмосфере.

Бен поразмыслил над ее словами. Очень может быть, что Флорин права. Уж больно внезапно все произошло! Ему двадцать семь лет, на своем веку он перевидал немало женщин, но ни одна не возбуждала его так сильно. Отчего? Может быть, всему виной шляпка? прическа? платье? Или «испано-сюиза»? Или смокинг, так не похожий на его повседневную одежду?

Да, похоже, что Флорин права! А раз так, то у него нет ни малейшего основания, вторгаться в отношения между нею и этим самым Стоутом!

Бен глубоко вздохнул, засунул руки в карманы брюк и шагнул назад.

— Ну что ж… — вздохнул он.

Воцарилось глубокое молчание.

— Ну что ж… — повторила Флорин.

— Теперь ты, наверное, не захочешь больше танцевать со мной.

— Танцевать я всегда готова. Пойдем назад, хорошо? Среди толпы мы в безопасности. В любом случае, до конца вечера осталось каких-нибудь полчаса, а потом мы вежливо распрощаемся и пойдем каждый своим путем, словно сегодняшнего дня и не было. А пока поболтаем о чем-нибудь приятном и нейтральном. Идет? Бен долго молчал.

— Ты права, — снова вздохнул он, расправляя плечи. — Так разумнее всего. Следует ли мне извиниться за то… что произошло? Мне бы не хотелось…

— Нет, Бенедикт, извиняться ни к чему. Видишь ли… — Флорин невесело рассмеялась, — ты тоже моя весенняя греза!

Она повернула к выходу, высокие каблучки гулко зацокали по деревянному полу. Бен нахмурился, проклиная ее благоразумие. Сверился с часами: двенадцать сорок. Остается совсем немного, чтобы придумать благовидный предлог и удержать девушку рядом чуть дольше, когда танцы и впрямь закончатся.

Недели шли, и жизнь Флорин понемногу возвращалась в привычную колею. До известной степени, конечно, учитывая, что до собственной свадьбы оставалось меньше трех месяцев. На столе у нее лежал внушительный список поручений и дел, и она вычеркивала задания одно за другим по мере выполнения — флорист, органист, певица, обслуга, подушечка для колец…

С Марком она встречалась по несколько раз на неделе — как правило, у него на дому. Кроме того, приходилось едва ли не каждый день заезжать к матери и обсуждать всевозможные предсвадебные подробности. Перед мысленным взором то и дело вставал Бенедикт Норденгрен. Но Флорин брала себя в руки и гнала запретные мысли.