Саския Бергрен - Сладость греха

— Ты так и не спросишь меня о Бенедикте, мама? — тихо спросила Флорин.

— А чем этот твой… Бенедикт зарабатывает на жизнь? — холодно осведомилась мать.

— Он чинит автомобили…

Хелен изогнула бровь, презрительно наморщила нос и вышла из гостиной.

Но худшее и впрямь осталось позади. Флорин знала, что объясняться с Марком будет куда проще, чем с матерью. В отличие от Хелен Дигби, он не дает воли чувствам.

Марк сошел с самолета, сияя улыбкой, с дорожной сумкой и портпледом через плечо.

— Фло, до чего я по тебе соскучился! — Он чмокнул невесту в щеку и принялся в красках распространяться о чудесной конференции в Страсбурге, где его доклад имел шумный успех.

— Мы успеем выпить по чашечке кофе? — осведомилась Флорин по пути к стойке выдачи багажа.

— Конечно! Мне нужно столько всего рассказать тебе!

Странно, но Марк даже не заметил смятения невесты. Они удобно расположились за столиком в кафе. Марк себя не помнил от восторга. А Флорин терзалась чувством вины: ей не хотелось огорчать жениха, но, прежде чем начать строить жизнь заново, требовалось покончить с прошлым.

Спустя полчаса Марк, наконец пожелал узнать, как дела дома. Только тогда он заметил, что под глазами Флорин пролегли тени.

— Что-то случилось, да?

— Да, Марк, что-то случилось. Мне тяжело об этом говорить, но я дала себе слово не затягивать с признанием. Боюсь, что огорчу тебя. И заранее прошу прощения.

Марк Стоут подался вперед, завладел ее ладонями, внимательно вгляделся в бледное лицо.

— Что произошло, Фло?

Флорин сто раз репетировала эту фразу. Она набрала в грудь побольше воздуха, сцепила пальцы и объявила напрямую:

— Я хочу отменить свадьбу.

Марк недоуменно заморгал.

— Ты имеешь в виду, отложить на пару месяцев?

— Нет, отменить совсем, — тихо, но твердо сказала Флорин, высвобождая руки.

К чести Марка, он отреагировал с большим достоинством, несмотря на то, что лицо его за несколько секунд сменило цвет от пепельно-бледного до пионово-розового.

— А… понятно. — Флорин предпочла промолчать. — Нет, ровным счетом ничего не понятно! Мне казалось, мы так счастливы вдвоем, ты и я!

— Марк, ответь мне, положа руку на сердце, что доставляет тебе больше радости — я или работа? — Он на мгновение задумался, затем на щеках его выступили алые пятна. — Видишь? — заметила Флорин, наклонившись вперед. — Я тебя не осуждаю. Я говорю только то, что обоим нам следовало осознать давным-давно. Мы оказались вместе только благодаря моей матери. Вы с ней очень похожи, вот она и решила, будто ты и мне идеально подойдешь. Но я… Марк, мне кажется, я не люблю тебя. Я тобой восхищаюсь. Я тебя уважаю. Но это не любовь! — Она помолчала, а затем тихо спросила: — Ты можешь заглянуть себе в душу и сказать честно и откровенно, что и впрямь меня любишь? Или мы сошлись только потому, что этого хотели наши родители? И подумай еще вот о чем: ты ведь ценил бы меня куда больше, если бы я, например, играла в шахматы. Марк, тебе нужна другая женщина. С таким же аналитическим умом, как у тебя!

— Вижу, ты хорошенько все обдумала.

— Да я уже не первую неделю ломаю голову… Но этот безумный вихрь предсвадебных приготовлений подхватил меня и увлек. К тому же у меня просто смелости не хватило объявить всем и каждому — не говоря уже о маме, — что бракосочетание отменяется.

— Но ведь уже слишком поздно! Приглашения разосланы!

— Я все улажу, Марк. И вину возьму на себя.

Он озадаченно нахмурился.

— Ты встретила другого, Фло?

Этот вопрос оказался наиболее трудным из всех. Такого удара Марк не заслужил!

— Да, Марк, я полюбила другого.

Он набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание, затем шумно выдохнул. Плечи его поникли.

— Ну что ж, тогда и говорить больше не о чем.

— Марк, мне ужасно жаль! Если это тебя утешит, знай, мама рвет и мечет. Даже разговаривать со мной не желает! — Флорин погладила Марка по руке. — Пожалуйста, пойми меня правильно. Я не в укор вам говорю, но досадно, что между вами такая разница в возрасте. Вы бы изумительно подошли друг другу!

Она наклонилась через стол и поцеловала теперь уже бывшего жениха в щеку. Марк окончательно смешался, и Флорин поняла, что оказалась права.

Тем же вечером, в половине девятого, Флорин Дигби вошла в коттедж Норденгренов. В кухне играло радио. Шумела вода. Флорин заглянула внутрь. Там один из братьев — какой непонятно — мыл посуду. Черная бейсболка сдвинута на затылок, черная с белым спортивная форма эффектно подчеркивает стройность фигуры. Гостья подождала пару минут, прикидывая, с кем имеет дело.

Но вот молодой человек на мгновение повернулся в профиль, Флорин улыбнулась про себя, отворила дверь пошире и неслышно проскользнула внутрь. Даже спина его сводит меня с ума, подумала она, глядя, как Бен ополаскивает чашку, ставит ее в сушилку, снова погружает руки в пену. Белые бриджи обтягивали бедра, словно кожура апельсина, обрисовывая каждую выпуклость. На левой штанине красовалось зеленое пятно — небось, на траве сидел! Сущий мальчишка, честное слово!

— Привет, Бенедикт, — дрогнувшим голосом сказала Флорин.

Бен резко повернулся. Мыльные пузыри взмыли в воздух и, медленно кружась, опустились на пол. А Бен так и прирос к полу, широко расставив ноги, — ни дать ни взять, вратарь на воротах! На правой щеке красуется пятнышко грязи, рубашка такая, точно владелец ее только что скатился с горки на пузе. Вот уж поистине странное сочетание: до ушей перемазанный атлет — и руки в мыле! Бен уставился на гостью во все глаза, точно привидение увидел. Всем своим существом, каждой клеточкой своего тела Флорин стремилась к нему, но усилием воли сдержалась и небрежно обронила:

— Помощь по хозяйству не требуется?

— Флорин… Боже мой… Флорин!..

— И это все, что ты можешь сказать? А я-то сколько пережила сегодня, только чтобы отменить одну немилую тебе свадьбу!

Одним прыжком Бен кинулся к ней, едва не сбив с ног, приподнял над полом на добрый фут и крепко прижал к груди. Перемазанные в мыле руки оставили влажные отпечатки на ее блузке.

— Правда? О, малышка моя, правда?

Но ответа он дожидаться не стал. Приник к ее губам в победном поцелуе и закружил Флорин по кухне.

Она обняла его за шею, сдвинула бейсболку набок. Влюбленные упоенно целовались, не в силах насытиться ласками и поверить, что чудо все-таки произошло. Когда, наконец Флорин отстранилась и подтвердила то, что Бен так хотел услышать, тот улыбнулся белозубой, широкой, до ушей, улыбкой. Его бесподобные «альковные» глаза заискрились радостным, золотистым светом — о, как Флорин любила этот озорной отблеск! Воспользовавшись случаем, она завладела бейсболкой, водрузила ее себе на голову и с восторгом погрузила пальцы в роскошную копну шелковистых кудрей.