Хэрриет Гилберт - Белый танец

Он был спокоен, сдержан и будто не замечал ее поджатых губ и едва сдерживаемой ярости. Иногда его голубые глаза насмешливо блестели или искрились смехом, и от этого Саманта также готова была лезть на стену.

Когда они приехали в аэропорт «Даллас» в Вашингтоне, Саманта уже настроила себя положительно на поездку в Италию. Эта страна славилась своими модельерами, и она решила воспользоваться представившейся возможностью хотя бы частично обновить свой гардероб.

Эта мысль согревала ей душу, когда они, пройдя необходимые формальности, направлялись к самолету, который Лучано зафрахтовал специально для этой поездки.

Он объяснил Саманте, что ему осточертело летать на регулярных рейсах, когда подчас торчишь в аэропорту больше времени, чем длится сам полет. Поэтому он хочет попробовать воспользоваться частным самолетом. Если эксперимент окажется удачным, он, возможно, приобретет лайнер для своей компании.

Саманта не спорила — кто не хочет летать с комфортом, вместо того чтобы томиться в переполненных рейсовых или чартерных лайнерах, как сельди в бочке? Но только лишь когда они поднялись в воздух, она поняла, насколько обманчивым было поведение Лучано на земле.

Вначале Саманта не прислушивалась к тому, что сообщал им пилот о высоте и скорости движения самолета. Но когда он, включив в очередной раз связь с салоном, пояснил, что из-за попутного ветра они прибудут в Венецию на тридцать минут раньше запланированного времени, Саманта была буквально сражена этой новостью.

— Венеция? — недоуменно переспросила она, повернувшись к Лучано, который убирал бумаги в кейс. — Я думала, мы летим в Геную?

Лучано насмешливо поднял бровь и спокойно осведомился:

— Почему, интересно, я должен лететь в Геную? Не понимаю, с чего ты это взяла.

— Но ты… но ты говорил…

Он покачал головой.

— Я сказал тебе, что возвращаюсь в Италию. А насчет Генуи, помнится, ничего не говорил.

Саманта замолчала, быстро перебирая в памяти его слова относительно отъезда из Америки. А действительно, Лучано ни разу не произнес слово «Генуя». Я просто логическим путем пришла к выводу, что он возвращается в свой офис. И эта скотина даже не соизволила исправить мое ошибочное предположение! Что происходит, черт возьми?!

— Ладно, Генуи не будет, — мрачно констатировала Саманта. — Но почему Венеция? У тебя что, там бизнес?

— Нет, — невозмутимо ответил Лучано. — Я хочу побывать в старом родительском доме. Ну и, конечно, навестить маму.

То, что Лучано внезапно прервал визит в США и срочно вылетел в Италию, чтобы уладить свои дела, было вполне объяснимо. Но спешно менять свои планы только ради того, чтобы повидаться с престарелой матерью, — это казалось Саманте в высшей степени странным.

Однако Лучано объяснил, что его мать, вдовствующая уже много лет, в последнее время чувствовала себя неважно, и его это очень беспокоит. Он хочет убедиться, что у нее нет серьезного заболевания, а потом уже вернуться к своим делам в Генуе.

Его доводы звучали вполне логично, и Саманта успокоилась. Кроме того, она слышала, что многие итальянские мужчины, даже когда заводят собственные семьи, остаются сильно привязаны к своим матерям. Ей, правда, было трудно представить Лучано в роли нежно любящего сына.

Но что я вообще знаю о нем? — подумала Саманта, бросив на Лучано короткий взгляд. Его поведение не укладывается ни в какие рамки. То он сдержан, невозмутим и сосредоточен, то вдруг взрывается, как Везувий, и выплескивает на тебя свою раскаленную ярость и скверное настроение. Может, это и есть так называемый латинский темперамент?

Наконец самолет произвел посадку в венецианском аэропорту «Марко Поло». Когда они вышли на площадь, Саманта чуть не задохнулась от жары. Мерзавец, даже об этом меня не предупредил! — возмущенно подумала она, с трудом волоча ноги за носильщиком.

Их уже ждал водитель с длинной черной спортивной машиной с открытым верхом.

— Спасибо, Паоло, — сказал Лучано, принимая от водителя ключи. — Сейчас я хочу вернуться в Геную, — добавил он, забираясь на водительское место.

Саманта давно привыкла к экстравагантности своих богатых и известных клиентов, поэтому ее не удивило, что шофер Лучано пригнал машину из Генуи специально для того, чтобы его босс смог вернуться в свой город, сидя за рулем собственного автомобиля.

— Ну так что?! — рявкнул Лучано, грубо ворвавшись в ее мысли. — Ты едешь или нет?!

— У меня есть выбор? — со злой иронией спросила Саманта, но ее слова, — возможно, к счастью, — заглушил рев мощного мотора «феррари».

Сидя в открытой машине под палящим солнцем, она похвалила себя за то, что не забыла прихватить темные очки. Саманта также была рада, что Лучано сам сел за руль своего великолепного авто, а не заставил ее вести машину по незнакомым итальянским дорогам.

Саманта пристегнула ремень в тот момент, когда Лучано отпустил сцепление. Вовремя! — похвалила она себя, потому что «феррари», казалось, прямо с места взмыл в воздух и с оглушительным ревом выкатился со стоянки аэропорта. Саманта зажмурилась и вжалась спиной в сиденье, молясь, чтобы доехать до Генуи целой и невредимой. Не говоря о том, что она уже умирала от жажды.

Ухмыльнувшись, Лучано покосился на спутницу, которая выглядела так, словно из нее выкачали весь воздух. Ему-то жара была нипочем, он привык к ней с детства, а для светловолосой и белокожей Саманты итальянское солнце стало тяжелым испытанием.

— Скоро мы будем в горах, — сказал он, желая подбодрить ее.

— Но я думала… — Саманта удивленно посмотрела на него. — Разве мы не заедем в Венецию?

— Нет. — Лучано покачал головой. — Сейчас там тяжело — настоящее пекло и полно туристов.

Распрощавшись с мечтой о прохладительном напитке, Саманта вздохнула. Одному Богу известно, когда они теперь сделают остановку.

Но, как Лучано и обещал, обжигающая жара и влажность скоро уступили место свежему воздуху и легкому, приятному ветерку, когда они достигли горной дороги. Вокруг простирались обширные виноградники и оливковые рощи.

— Очень красивые пейзажи, — заметила Саманта, подставив лицо прохладной, освежающей струе воздуха. — А это что?

И Лучано, будто заправский экскурсовод, начал рассказывать ей о местности, по которой они проезжали.

У Саманты уже голова шла кругом от смены его настроения. У нее создалось впечатление, что, ступив на родную землю, Лучано сразу сбросил с себя ледяной покров невозмутимости, которым доводил ее до белого каления в Вашингтоне и в самолете. Сейчас это был теплый, обаятельный и неотразимый мужчина, в которого она глубоко и безнадежно влюбилась.

Может, это произошло, потому что он вернулся в привычную для себя среду? Или он, подобно хамелеону, меняет цвет в зависимости от ситуации, в которой находится в тот или иной момент своей жизни?