Кэтрин Гарбера - Любимица папарацци

— Нет, не только. — Он улыбнулся ей обезоруживающей улыбкой. — Вообще-то я хотел попросить помочь мне разобраться с проектами, которые ты вела до того, как ушла из компании. Я, конечно, могу разобраться сам, но если ты введешь меня в курс дела, это займет меньше времени. — Чарлз вопросительно посмотрел на нее.

— Без проблем, — беспечно сказала Темпест, хотя ей вовсе этого не хотелось. Снова сыпать соль на раны…

— Когда ты сможешь со мной встретиться?

— Как ты понимаешь, я не хочу появляться в офисе. Может, в «Звездном олене» завтра в десять?

— В это время я как раз свободен, — улыбнулся Чарлз.

Они еще несколько минут поболтали, пока к ним не подошла Кали.

Темпест с благодарностью посмотрела на Кали Тривейн. Они были давно знакомы, и Темпест считала ее почти своей сестрой. Мать Кали, Талия, была супермоделью и одной из первых, кто демонстрировал одежду, сшитую на фабрике «Клозит Темпест», когда компания только-только появилась на американском рынке. Благодаря Талии Темпест часто присутствовала на фотосъемках, хотя сейчас об этом у нее остались лишь смутные воспоминания.

Они с Кали были почти ровесницами и в детстве очень сдружились, придумывая всякие игры и шалости в ожидании, когда у Талии закончится фотосессия. Их дружба продолжалась и сейчас.

Чарлз понял, что стал лишним, и, извинившись, отошел.

— Кто это был? — не выказывая, впрочем, особого интереса, спросила Кали.

— Новый вице-президент «Клозит Темпест», руководитель отдела по связям с общественностью.

— Ты бы с легкостью могла его побить, — заметила Кали, провожая взглядом Чарлза, который не отличался ни ростом, ни атлетичным сложением.

Темпест рассмеялась.

— Значит, это скоро увидят зрители в новом реалити-шоу? Женщина против мужчины.

— Вообще-то я об этом не думала, но мысль интересная.

— Да ладно тебе, я шучу. Честно говоря, мне бы совсем не хотелось увидеть что-нибудь в таком роде, — Темпест на секунду задумалась, — «Смертельный бой: звезды бизнеса против звезд политики».

— А вот другим это может быть интересно, — возразила Кали.

— Прошу прощения, дамы…

Темпест вздрогнула. Она совсем не ожидала, что Гевин снова подойдет к ней. Или он подошел вовсе не ради нее? Невысокая — пять футов девять дюймов, — Кали была ослепительно красива. Ее шоколадная кожа и раскосые глаза манили к себе мужчин так же, как сахар притягивает пчел.

Темпест ощутила укол ревности, к которой примешивалась обида.

— Потанцуй со мной, — попросил Гевин, пристально глядя на нее.

На секунду она смешалась, и этого оказалось достаточно, чтобы Гевин, не дожидаясь ответа, обхватил ее за талию и увлек к танцевальной площадке.

— Я думала, что мы уже попрощались, — резко сказала она.

— Как видишь, еще нет, — мягко сказал Гевин, заключая ее в свои объятия.

Темпест подчинилась. Он сказал: «еще нет». Значит, рано или поздно слова прощания будут произнесены. А пока у нее есть этот танец…

Эта женщина могла бы стать превосходным орудием в его борьбе с Огастом Ламбертом, нашептывал Гевину голос рассудка, но в первый раз он позволил себе отмахнуться от него и просто наслаждался каждой секундой, сжимая Темпест в объятиях. Когда она положила голову ему на плечо, все остальное перестало иметь для него какое-либо значение.

Он знал, что совершает ошибку, но видит бог, он так хотел прикоснуться к ней еще раз, что не устоял перед искушением. В последний раз почувствовать гладкость ее кожи, пьянящий аромат, навсегда запечатлеть ее образ в своей памяти…

Уступить своему желанию его еще вынудил невысокий худой мужчина, с которым Темпест беседовала несколькими минутами ранее. Жгучая, не поддающаяся контролю ревность охватила все его существо. До этого момента в отношениях с женщинами Гевину всегда удавалось контролировать свои эмоции. Но только не в этот раз. В Темпест было что-то такое, чего ему еще никогда не приходилось встречать ни в одной женщине, некая тайна, загадка, которую нестерпимо хочется разгадать.

— Ты говорил с Пабло? — ворвался в хаос его мыслей нежный голос.

Гевин кивнул. Ему совсем не хотелось обсуждать с ней других мужчин. Он понимал, что это глупо, но поделать с собой ничего не мог.

Темпест об этом не догадывалась, поэтому продолжала допытываться:

— Ты поговорил с ним о фресках, которыми он мог бы украсить твой вестибюль?

— Нет. — Он покачал головой и нахмурился. — Темпест, в данную минуту я совсем не расположен говорить ни о фресках, ни о художниках, ни вообще об искусстве.

— Тебе не нравится ходить на выставки? — удивленно спросила она. — Почему тогда ты сегодня пришел?

— Если ты забыла, то это ты попросила меня прийти.

— Ты прекрасно знаешь, что это не ответ.

Гевина удержало от саркастичного выпада, готового сорваться с губ, выражение растерянности и боли ее глазах. Темпест показалась ему такой ранимой и беззащитной, что ему захотелось защитить ее. Только вот от кого — он не знал и сам.

— Но это так, — сдержанно сказал он. — Я пришел сюда, потому что ты попросила меня.

Головка Темпест все еще покоилась на его плече. Ее теплое дыхание проникало даже сквозь одежду, и Гевина охватило непреодолимое желание почувствовать под своими ладонями ее обнаженное тело, словно созданное для ласк…

— Мне почему-то кажется, что ты чего-то недоговариваешь, — тихо пробормотала она, но Гевин ее услышал.

Конечно, недоговариваю, усмехнулся он про себя. Все-таки жаль, что они не познакомились позже, после того как он лишил бы Огаста Ламберта его империи. Дочь, вставшая на сторону врага, — это еще больше унизило и оскорбило бы его.

Хотя, с другой стороны, почему он так в этом уверен? Что, если бы она поддержала отца? Все-таки, несмотря ни на что, Огаст Ламберт ее единственный близкий родственник. Да, никто не отзывается об их отношениях как об особо теплых, но до сих пор она всегда была рядом с ним. И если Темпест честна с Гевином и работа в «Ринард инвестментс» нужна ей не для того, чтобы шпионить в пользу отца, все же вряд ли она предала бы его в трудную минуту. Если уж она хранила верность «Клозит Темпест» столько лет, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее, чтобы она так внезапно решила сменить работу, причем обратилась за помощью не к кому-нибудь, а именно к конкуренту.

— Ты напрасно так считаешь, — касаясь ее волос губами, наконец сказал Гевин. — Я говорю то, что думаю.

— И вот я снова в твоих объятьях…

Жар охватил его тело при этих словах. Он хотел большего, чем простые объятия во время танца. Если ему удастся заполучить ее в свою постель, может, тогда он избавится от наваждения, которое преследует его по пятам после их мимолетного знакомства?