Сара Карнаби - Очаровательная плутовка

Алина отрицательно покачала головой.

— Нет, я должна научиться сопротивляться вашему искусству обольщения. Знаете, ведь до нашего знакомства я, может быть, всего лишь раз и выпила на всех студенческих праздниках и вечеринках.

— Да, да… — Рууд сделал шутливо-осуждающий жест. — Вечеринки быстро превращают в алкоголика самого устойчивого. В этом случае у меня для вас есть только молоко!

— До чего же у вас милый юмор! — Алина погрозила ему указательным пальцем. Она поднялась, разгладив свои черные легинсы и широкий длинный, до колен, черно-розовый пуловер с откинутым капюшоном (лето вновь обернулось прохладой), и оглянулась на дверь. — Я должна вернуться, Маттей, вероятно, скоро придет, а мне хочется приготовить романтический ужин для двоих.

— В качестве благодарности за две счастливые недели?

Алина кивнула.

— И чтобы успокоить совесть, ведь моя исповедь все еще не состоялась. Хотя она и не должна уж слишком сильно меня мучить — Маттей видит во мне только фанатку, и, в конце концов, я ведь действительно фанатка!

Рууд иронически улыбнулся.

— Значит, вы, между прочим, талантливая и честолюбивая карикатуристка, будете компенсировать это, ублажая Маттея… в том числе, и кулинарным искусством!

Алина еще раз погрозила ему пальцем.

— Ваша фантазия заходит слишком далеко, господин Хуттман!

— Извините, я не должен больше забегать вперед. — Рууд выглядел удрученным. — А вы кстати, умеете готовить?

— Я бы не стала называть это громким словом «готовить», — уточнила Алина и снова села в кресло, на этот раз с достаточно унылым видом.

— И все же?

Алина ответила тихим, смущенным голосом:

— Консервированные супы. — И тут же радостно добавила: — Но, щедрой рукой добавляя приправы, я превращаю их в нечто божественное, я бы сказала, в поэму.

— Выходит, я могу, вероятно, попросить вас хотя бы раз поработать в моей кухне и благодаря вашей щедрой руке превратить что-нибудь в божественную поэму? Однако, осторожности ради, только тогда, когда распрощаюсь с моими последними вкусовыми ощущениями.

— У вас слишком острый язык, господин Хуттман. — Алина поспешно посмотрела на свои часы и успокоилась: Маттея еще не должно быть дома.

— Сожалею, — извинился Рууд, но по его голосу нетрудно было понять, что он ни капельки не сожалеет. — Я думаю, что этот острый язык очень помогал мне как литературному критику.

— Наверное, тогда и у вас были свои ироничные критики? — Алина с интересом наклонилась к нему в надежде как можно больше узнать о прошлом старика.

Однако Рууд не оправдал ее надежд и, сделав пренебрежительное движение рукой, продолжил:

— С определенного момента мне стали безразличны мои оппоненты. Я имел имя, меня приглашали на все важные праздники и приемы, ведь я был авторитетной, значительной личностью, знакомством с которой гордились. А в качестве ответной услуги все ждали, зная мой острый язык, моих едких замечаний. — Его вздох не был ностальгическим, а скорее выражал зрелость суждений, приходящих с возрастом. — В молодости я не шел спокойно по жизни, а мчался с грохотом и треском. И позднее, когда уже приобрел свою репутацию, то обдуманно и решительно поддерживал и защищал ее — репутацию острослова.

Алине пришлось побороть себя, прежде чем она спросила в лоб.

— А вы не задавались тогда вопросом, не оскорбляете ли вы кого-нибудь своими замечаниями и остротами?

Рууд отрицательно покачал головой и так же прямо ответил:

— Нет, мне это было безразлично. Я хотел остаться наверху. Видите ли, жизнь известной личности неизбежно деформирована. Она быстро привыкает к знакам внимания и к окружающей роскоши и забывает обо всем остальном, как о незначительных, нестоящих ее внимания вещах. Просто хочется сохранить все преимущества, ни о ком и ни о чем не размышляя.

Алина в задумчивости посмотрела на него.

— Я не знаю, как бы я повела себя в подобной ситуации, но, во всяком случае, уверена в одном: никогда бы мне не хотелось находиться в положении, в котором я могу оскорбить другого человека или причинить ему боль.

— Если вы хотите стать известной, добившейся успеха карикатуристкой, то ваше имя будут знать, а рисунки печатать, и вы автоматически получите в руки такое оружие, от которого только что отказывались. Художники, а карикатуристы особенно, обладают большой властью и силой и могут своими работами причинять боль, страдание, обиду.

Алина улыбнулась.

— Ну, все это от меня слишком далеко. Ведь до сих пор я не продала ни одного рисунка.

— На вашем месте я бы попытался быстро изменить это положение. — Рууд с наигранной наивностью поднял брови. — Разве вы не с этой целью поступили машинисткой к господину Делагриве?

Алина в нерешительности пожала плечами.

— Правильно, и я вновь должна подумать о своей карьере, но…

— Но в данный момент этот господин Делагриве значительно важнее, чем самая прекрасная карьера. — Рууд указал на дверь. — Ну, хватит, я больше не хочу удерживать вас. Надеюсь на очередной визит, когда произойдет что-то важное.

— Обещаю. — Алина наклонилась и коснулась губами его щеки. — А вы берегите себя.

— Не вздумайте отравиться! — крикнул ей вдогонку Рууд, пока девушка шла к двери. — В конце концов, я хочу знать, что выйдет из этой смеси романтизма и карьеризма, так сказать, любовно-карьерной лихорадки.

Алина пересекла коридор и вошла в пентхаус Маттея. Он уже вернулся и сразу стал рассказывать ей о конференции в издательстве. Алина, выслушав, высказала свое мнение:

— Я вовсе не считаю это скучным, как ты говоришь. Наоборот, это захватывающе интересно.

Расстроенный Маттей возразил:

— Что может быть захватывающего там, где нельзя осуществить мои лучшие проекты, ведь в издательстве никто не осмеливается выпускать что-то новое?

— Но… у тебя всегда такие замечательные идеи! Они должны радоваться их появлению!

Он глубоко вздохнул.

— Однако осторожность прежде всего! Все хлопали меня по плечу и говорили, что у меня действительно безумно интересные проекты, а потом ссылались на тяжелое положение на рынке и на то, что торговля идет не так хорошо, как хотелось бы, и сейчас, дескать, не стоит рисковать, а лучше продолжать работать испытанными приемами. Вот так выглядела эта внешне захватывающая беседа. Благодарю покорно, но я бы обошелся и без нее. Лучше бы остался с тобой или сел за рабочий стол и набросал несколько эскизов.

Услышав слово «рабочий стол», Алина непроизвольно посмотрела на этот предмет, и у нее возникла идея, которая, правда, тотчас же исчезла, стоило Маттею обнять ее и одарить долгим поцелуем. После чего он довольно и расслабленно вздохнул.

— Знаешь, с тобой намного лучше, чем с этими типами в издательстве, — пробормотал он примерно через час, когда они лежали в кровати. — Тебе предлагается нечто новое, и ты не отказываешь.