Джудит Гласс - Обреченные любить

Оливии показалось, что ей дали пощечину. Она густо покраснела.

— Я тебя ненавижу! — закричала она и заколотила кулаками в грудь Гила.

Он тут же сжал ей запястья словно клещами и встряхнул ее. Она уставилась на него с отвращением, грудь ее бешено вздымалась, воздух вырывался из легких с глухим хрипом.

— А вот к этому все-таки у тебя ненависти нет, верно? — прорычал Гил и закрыл ей рот жгучим поцелуем.

Оливия ахнула и почти безотчетно раскрыла рот. Гил не соблазнял ее; он атаковал сразу все ее чувства. Почти бессознательно она отвечала на его действия, причем ее воля в этом не участвовала. Оливия чувствовала, как опасный волнующий жар разливается по всему телу.

Минуту спустя Гил взял Оливию на руки, отнес в спальню и положил на кровать.

— Нет… Гил… Мы не можем… — в полуобморочном состоянии протестовала она.

— Почему нет? — спросил он резко. — Ты моя жена, и это наша первая ночь после свадьбы.

Оливия завороженно глядела на Гила снизу вверх. Она часто дышала, в то время как глаза с затаенным восторгом следили за его движениями: медленно он начал стягивать с себя рубашку, потом подошел к кровати и сел на ее краешек, зарывшись пальцами в волосы Оливии.

Когда между их губами остался дюйм-два, Гил остановился.

Оливия знала: именно сейчас она должна сказать «нет». Если она произнесет это сейчас, Гил оставит ее в покое.

Но совсем незаметно время было упущено. Для слов отказа не нашлось места среди обуревавших ее жгучих желаний. Она сама потянулась губами к его рту с молчаливым зовом, и когда губы их сомкнулись в поцелуе, Оливией овладело странное ощущение неизбежности того, что должно произойти: Гил овладеет ею. Непременно! Здесь… Сейчас…

Оливия любила его и целых пять лет мечтала об этих минутах. Все остальное не значило уже ровно ничего. Фирма «Бофор», акции, Сусанна Уитлоу — все отодвинулось в какой-то отдаленный угол сознания. Все ее существо жаждало его сладких поцелуев и прикосновений его ласковых нежных рук.

Она знала, что погружается все глубже и глубже в пучину наслаждения. Она сама все смелее заговорила языком касаний. Ее руки гладили худощавое тело, распростертое рядом. Оливия наслаждалась его выпуклыми мускулами, шелковистой поверхностью его живота.

А Гил стал снимать с нее свитер, потом взялся за шелковое белье; он снимал все подряд, пока она не предстала перед ним во всей своей ослепительной обнаженности. Потом, избавившись от последних остатков своей одежды, Гил лег рядом, прижавшись к ней всем своим мускулистым горячим телом.

Его руки легли ей на живот, и чувственный жар растекся по ее бедрам. Она обняла его и прошептала:

— Гил… прошу тебя… Ты нужен мне… Сейчас, Гил.

Она так жаждала его, так хотела почувствовать его внутри себя. Однако, несмотря на столь неукротимое желание слиться с ним, его первый порыв заставил ее напрячься от неожиданной боли.

Глаза Оливии широко раскрылись, и она заметила, как Гил поймал ее взгляд. В его расширенных черных зрачках, в самой глубине их мелькнул испуг.

Но было поздно. Вожделение было слишком сильным, чтобы Оливия теперь отступила; ее тело жило уже своей собственной жизнью, и она начала свои движения навстречу Гилу, следуя ритму, заданному им.

Ей казалось, что он ведет ее на вершину высокой горы, и с каждым шагом все больший восторг перед открывающимся видом охватывал ее. И вдруг она оказалась на самой вершине, и бурная радость поглотила все ее существо, заставив вскрикнуть от бьющего через край наслаждения.

Это произошло, когда самоконтроль Гила полностью отказал, и он присоединился к Оливии на той же головокружительной вершине, которой они достигли вместе…

Медленно, в полусне Оливия возвращалась с небывалых высот на землю. В ленивом финале любовного слияния их тел Оливии так хотелось, чтобы Гил вечно сжимал ее в своих объятиях, не выпускал бы никогда из своих волшебных рук.

Но внезапно он резко отодвинулся от нее, и с губ Оливии сорвался протестующий короткий стон. Она открыла глаза и напоролась на его пристальный взгляд, устремленный на нее сверху вниз. Выражение лица Гила было холодным, обвиняющим, и составляло ужасный контраст той нежной горячей интимности, которую они только что разделяли.

— Я понимаю теперь, почему ты хотела аннулировать наш брак. Но после того, что произошло, ты, вероятно, согласишься на развод, — сказал он с усмешкой.

— Развод? — Она с усилием села на кровати. Реальность вернулась к ней, будто стремительный поток, принося с собой боль и разочарование.

— Как я понимаю, ты делала ставку на свою девственность, чтобы обеспечить аннулирование брака?

Оливия замотала головой, не веря своим ушам. Как мог Гил заговорить с ней в таком тоне? Неужели то, что сейчас их соединило, совсем ничего не значит для него.

— Гил, пожалуйста…

Но он оборвал ее с холодным безразличием:

— Не беспокойся. Уверен, с помощью лжи ты добьешься своего. В конце концов, ложь — главное, в чем ты преуспела, не так ли? — с этими жестокими словами Гил поднялся с кровати, собрал с пола свои разбросанные вещи и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Оливия лежала, как статуя, недвижимо и была не в состоянии поверить в реальность происходящего. Была ли у какой-нибудь невесты худшая свадебная ночь, чем у нее? Их первая любовная ночь ничего не означала для Гила. Да, собственно, а почему она должна была для него что-либо означать? Гил не испытывал ни любви, ни уважения к ней. Теперь в этом не было сомнений.

Когда Оливия проснулась на следующее утро, она полежала неподвижно с полчаса. Так чувствуют себя больные: ее тошнило, в голове, казалось, безжалостно визжала циркулярная пила.

Она заснула лишь под утро; ее неотступно мучили жестокие слова Гила, брошенные перед тем, как он ушел от нее. Да, она лгала ему, но только в целях самообороны. Она же не собиралась преднамеренно обманывать его, в отличие от того, как он поступил с ней.

У нее в сумочке был аспирин, но сумочка осталась на столе в кухне. Оливия прислушалась, пытаясь уловить хоть какой-то звук, свидетельствующий о движении в квартире. Полная тишина. Может быть, Гил еще спит?

Она бесшумно спустила ноги с кровати и пошла за своим халатом. Плотно закутавшись в него, Оливия открыла дверь и выглянула наружу.

Двери всех комнат были раскрыты настежь, но оттуда не доносилось никаких звуков. Оливия поколебалась, но потом тихонько, на цыпочках, двинулась по коридору.

Чтобы попасть в кухню, надо было пройти мимо остальных комнат. Ни в одной из них не было ни души, и она поняла, что находится в квартире совершенно одна. Куда, силы небесные, подевался Гил?

Неожиданно ей в голову пришла страшная мысль. Неужели он ушел от нее совсем. Просто взял и ушел, не говоря ни слова? Чего-чего, а такого исхода Оливия почему-то не ожидала. Она не могла себе представить, что Гил откажется от нее без… без борьбы… за ее акции, если не за нее как жену.