Грейс Грин - Летняя рапсодия [Сборник]

— Особо на это не рассчитывай!

— …может даже, несколько лет. — Он встал прямо перед ней, так близко, что она слышала пряный запах его одеколона и ощущала тепло его кожи. — Нам надо что‑то предпринять с виноградниками. У меня есть идея, но осуществить ее можно, только если ты согласишься со мной сотрудничать. Мы можем поговорить?

— Только не сейчас. — Когда ты так близко, подумала она, мои мозги превращаются в картофельное пюре. — Попозже.

— Когда попозже?

— После того, как я выпью чашку кофе.

— А, ты одна из этих!

— Из каких этих?

— Когда ты выпьешь вторую чашку, — уголки его губ насмешливо дрогнули, — приходи в библиотеку. Я обрисую тебе мой план. — Прихватив мониторчик, он вышел.

— Одна из этих? — все более раздражаясь, повторила Уитни.

Но дверь уже захлопнулась за ним, и единственным ответом на ее вопрос было эхо его издевательского смеха.

— Заходи!

Как только Люк ответил на ее громкий стук, Уитни распахнула тяжелую дверь библиотеки и вошла.

Он стоял у окна, глядя на расстилающуюся перед ним долину с виноградниками, и не сразу повернулся к ней.

С чашкой в руке она подошла к кожаному диванчику напротив газового камина. Искусственный огонь, пляшущий на фальшивых дровах, тем не менее давал достаточно жара и освещал все вокруг теплым сиянием. Она уселась, вытянула длинные ноги и, взяв в обе ладони чашку тонкого фарфора, глянула на Люка.

— Ну так что за план, о котором ты хочешь поговорить?

Люк отвернулся от окна и перешел к резному письменному столу своей бабки. Он сел за стол, удобно откинулся в кресле и заложил руки за голову.

— Предположим, что мое внезапное появление в поместье не состоялось. — Полузакрытыми глазами он лениво изучал сидящую на диване девушку. — Что бы ты тогда сделала с поместьем?

— Наверно, продала бы.

— По твоему тону слышно, что тебе не хотелось бы так поступать.

— Конечно, не хотелось бы! За последние тринадцать лет поместье стало мне домом. Все корни здесь…

— Ладно, нет необходимости поднимать твое прошлое. Короче, тебе пришлось бы выставить недвижимость на продажу, потому что…

— Потому что у меня нет денег содержать такое имение. Ты сам сказал, что виноградники не в том состоянии, чтобы приносить доход.

— Поэтому тебе пришлось бы их продать. У тебя не было бы другого выхода из‑за нехватки денег.

— Если бы у меня появились деньги, — Уитни отпила глоток своего кофе, наслаждаясь живительной влагой, — я бы наняла управляющего, вырвала бы старые кусты и посадила бы новые.

— И получила бы урожай не раньше чем через пять лет.

— Я полностью сознаю, что в данной финансовой ситуации у меня такой возможности нет, — пожала плечами Уитни.

Люк резко подался вперед и сложил руки на столе.

— Есть другой выход, — глядя на нее ледяными синими глазами, сказал он.

Уитни бросила на него скептический взгляд.

— Да? Какой же?

— Мы можем привить черенки тех сортов винограда, которые пользуются на рынке спросом, на старые корни. До недавнего времени в округе Оканаган никто этого еще не проделывал — во всяком случае, успешно.

— Почему же это не получалось?

— Считается, что из‑за климата, сильных зимних морозов.

— А на самом деле?..

— Один из наиболее прогрессивных хозяев решил, что неудача вызвана не морозами, а тем, что специалисты, проводящие прививку, недостаточно квалифицированны и технически умелы. Поэтому он пригласил опытных специалистов и доверил им половину своей плантации.

— И успешно?

— На редкость успешно. Так что, если мы проведем прививку уже этой весной, мы вполне можем рассчитывать на отличный урожай осенью следующего года. Первоначальный расход, будь то прививка или пересаживание, приблизительно одинаков. Но после этого мы сумеем добиться солидной экономии продукции и потрясающей разницы в расходе наличных. Ну… как ты думаешь?

Его энтузиазм был заразителен, но Уитни заставила себя подавить поднимающееся в ней воодушевление.

— Но это совершенно бессмысленно обсуждать, у нас ведь нет денег. Кроме ежедневных расходов нам понадобятся деньги, чтобы купить черенки для прививки…

— Ну да, конечно.

— Потом нужно нанимать специалистов. И причем опытных. Чем ты собираешься им платить?

Люк заколебался… и Уитни медленно опустила свою чашку. Она поняла, что он предвидел ее вопрос и уже подготовил ответ — ответ, который ей, скорее всего, не понравится. Напряжение между ними росло.

— Ну и?.. — не выдержала она.

— «Мерседес», — сказал он. — Он на твое имя?

— Да, но…

— Машину бабушка тебе купила?

— Это был подарок в честь окончания колледжа, когда я вернулась домой с дипломом, — словно защищаясь, пояснила Уитни.

— Это меня не интересует. Я пытаюсь определить, что принадлежит лично тебе.

— «Мерседес» мой, — холодно сказала девушка. — Ему всего два года. Сколько он может стоить, ты сам знаешь.

— А сколько у тебя на счету в банке?

— Только около двух тысяч.

Интересно, к чему это он клонит?

Люк уставился в пространство, явно что‑то подсчитывая. Не в силах вынести напряженного молчания, Уитни помахала рукой у него перед глазами.

— Очнись, Бранниген!

— Извини. — Он задумчиво провел ладонью по отливающим золотом волосам. — Я пытался подсчитать расходы, и если мы начнем этой весной с прививания половины виноградника, а затем следующей весной… да я думаю…

Уитни резко поднялась на ноги.

— А я думаю, — вспылила она, — что ты слишком многое считаешь само собой разумеющимся! — Ей так хотелось его ударить, что она непроизвольно сжала кулаки, но, сдерживаясь, опустила руки. — Может, этот план и кажется тебе осуществимым, но, согласно твоим измышлениям, если кому‑то и придется чем‑то жертвовать, то это буду я! Я продаю свою машину, мы тратим мои деньги, мы живем в пока еще моем доме! — Она усмехнулась. — А что ты собираешься делать, кроме того что сидеть на моей шее?

Он вскочил на ноги.

— Минутку, Уитни!..

— И что я получу в конце концов, если судья объявит завещание недействительным? Ноль! Я вылетаю ни с чем!

— Ровно столько же у тебя было, когда ты появилась здесь тринадцать лет тому назад!

Внезапная тишина была так насыщена грозовым электричеством, что Уитни чуть не задохнулась. Она потрясенно уставилась на Люка. На его сурово сжатые губы, неприязненность в глазах, на непреклонно застывшие плечи.

— Это низко, — тихо сказала она. — Во всяком случае, я сумела чего‑то добиться в жизни за эти годы. Я горжусь тем, чего я достигла. И твоя бабушка тоже мною гордилась. Я уже говорила тебе, Люк, ты не можешь больше меня оскорбить. Единственный человек, которого ты оскорбляешь своими подлыми выпадами, — это ты сам!