Фиона Харпер - Медовый месяц в Париже

Молли пошевелилась, и они замерли. Как только они убедились, что она не проснется и не завопит снова, Алекс приложил палец к губам и медленно и осторожно закрыл дверь. Не желая уходить далеко на тот случай, если Молли проснется, он присел на лестничную площадку и прислонился спиной к стене спальни. Дженни всплеснула руками и прислонилась спиной к стене.

Алекс посмотрел на жену, и у него неожиданно потеплело на душе. Она оказалась не такой эгоистичной, как он думал, когда она оставила его в Париже. Да, она импульсивна, забавна, но не себялюбива.

— Если отбросить оглушающие крики и заталкивание подгузников в унитаз, Молли очаровательная малышка, — сказала Дженни, нарушая затянувшееся молчание.

Оба уставились на лестничные перила. Снова наступило неловкое молчание.

Итак, они снова вернулись к формальным вежливостям, обмену мнениями, хотя всего несколько минут назад все казалось иным. Каждый день, проведенный с Дженни, казался Алексу поездкой на аттракционе «русские горки». Просто прежде он не подозревал, что помимо восторгов и волнения на этом аттракционе придется испытывать периоды эмоционального упадка, словно катясь то вверх, то вниз.

— Что ты скажешь ей о нас? Обо мне? — спросила Дженни.

— Я не знаю.

Снова тишина. Ну, не совсем тишина; просто никто не произнес ни слова, но Дженни, разволновавшись, поерзала на месте.

— Она достаточно настрадалась, в ее жизни было много неопределенности. Я собирался рассказать тебе о ней до того, как вас познакомил. Я не хотел ее озадачивать на случай, если ты не пожелаешь продолжать отношения со мной. — Он повернулся, чтобы на нее посмотреть. — Понимаю, это сложно…

Он замолчал на полуслове, и она встретила его пристальный взгляд. В другой ситуации она съязвила бы по поводу его умения недоговаривать, но сейчас лишь пристально на него смотрела. Ее глаза были широко раскрыты.

— Я хочу, чтобы у нас с тобой было будущее, Дженни. Мы дали друг другу обещание любить в горе и радости. Тебе решать, как представиться Молли. — Он глубоко вздохнул и задал ей вопрос, которого оба избегали весь день: — Ты хочешь сохранить наш брак?

Он не мог не заметить, как она отвела взгляд, когда он произнес «наш брак». Алекс не осуждал Дженни. В их семейной жизни появится третий участник. И именно Алекс тому поспособствовал, поменяв правила игры за спиной Дженни. Обмениваясь клятвами, они не знали всех фактов.

Внезапно он понял, что должен дать ей возможность решать заново. У Дженни появился шанс делать выбор с открытыми глазами, зная всю серьезность ситуации.

Она еще не дала ему ответ. Дженни прикусила нижнюю губу и хмурилась, выглядя очень обиженной и измученной. Ему хотелось протянуть руку и разгладить морщинки на ее лбу, поцелуями убрать неуверенность с ее лица, но он побоялся, что она завопит, как Молли, и отпрянет от него.

— Я знаю, ты не на такое будущее рассчитывала, когда говорила мне «да», — прибавил он. — Извини.

Ему очень хотелось, чтобы она улыбнулась и что-нибудь сказала. Но Дженни выглядела… опустошенной. Ее лицо не выражало никаких чувств.

Дженни вздохнула и задержала дыхание.

— Я думаю, мне нужно на свежий воздух, — объявила она и поднялась. — Я иду гулять.

Он наблюдал, как она спускается по лестнице, затем поднялся и последовал в свой кабинет. Из окна кабинета Алекс видел, как Дженни прогуливается по дорожке, скрестив на груди руки. Он пошевелился только тогда, когда она исчезла из поля его зрения.

Алекс шагнул назад, и под его ногой что-то хлюпнуло.

Кофе. Он совершенно забыл про кофе.

На ковре и на краю стола красовались темно-коричневые пятна. Ужасный беспорядок. И именно Алекс его вызвал.

Дженни не слишком обращала внимание на то, куда идет. Жаль, ибо деревушка была красивой, стоял ясный январский день. Она продолжала идти до тех пор, пока не увидела деревенскую церковь — причудливое маленькое строение в нормандском стиле рядом с высоким забором соседнего величественного особняка.

Посмотрев на часы, Дженни поняла, что церковная служба закончилась. Войдя внутрь, она уселась в дальнем углу на скамейку у высокой скульптурной колонны. Догорали свечи. Интерьер церквушки был теплым и приветливым.

Дженни погрузилась в размышления.

Она действительно любит Алекса, несмотря на их поспешный брак, невзирая на все глупости, которые совершил каждый из них. Сердце подсказывало ей, что он по-прежнему тот мужчина, в которого она влюбилась, просто она больше его узнала. Он был уже не просто высоким темноволосым незнакомцем, который подхватывал ее на руки и изумлял своей напористостью и страстностью. Алекс был отцом.

Она представила его в доме. Вот он хмурится у окна кабинета или наклоняется к Молли, сидящей за столом. Осторожно пробует стряпню девочки перед тем, как скупо, но сердечно ее похвалить.

Картинка, возникшая в ее мозгу, не была той, которую она воображала, выходя замуж за Алекса в безвкусной маленькой часовне в Вегасе. Ее собственные идеи по поводу семейной жизни с Алексом были слегка неопределенными, нужно честно в этом признаться, но они должны были ее устраивать. Новая картина будущего была Дженни незнакома. Ей казалось, она примеряет на себя чужую одежду.

Плохо ли она делает, что колеблется по поводу решения стать матерью для девочки, рожденной другой женщиной?

Дженни сочла свои колебания ужасными. Хотя она имеет право сомневаться. Откинувшись назад, она посмотрела на сводчатый потолок церкви. Изгибы здания и арочные своды словно уходили в бесконечность, переплетаясь друг с другом в элегантный узор. В таком месте Дженни должна была быть честной с самой собой.

Она знала, что нужна Алексу.

Но подобное заявление было не таким простым, как казалось. Зачем она ему? Для чего? Она полагала, что он в ней нуждался, когда смотрел в ее глаза и произносил слова клятвы. Но нужна ли Алексу ее любовь или он просто предлагает ей вакантное место жены и матери для Молли? Нужна ли ему женщина только для того, чтобы заполнить нишу, освобожденную другой?

А как же Молли? Вдруг Дженни со своими неуклюжими попытками стать мачехой навредит девочке?

Никогда в жизни Дженни не представляла себя мачехой. Мачехи — особая каста женщин. Но потом она подумала о Марион и о том, как ей, должно быть, было трудно поладить со своенравной девочкой, по-прежнему горюющей по умершей матери. Она подумала о терпеливости и доброте Марион и страстно захотела быть на нее похожей.

Правда состояла в том, что Дженни понятия не имела, удастся ли ей стать хорошей матерью. Она нужна Алексу и не подведет его. Главным образом потому, что он нуждается в ней не только как в мачехе для Молли. И он ей нужен. Единственный способ чего-то достичь сейчас — рискнуть, как она делала обычно.