Сидни Ламберт - Завидный жених

— Ты… ведь ты уверял меня, что никогда не берешь женщину против ее воли, — выпалила она.

— Никогда.

— Тогда отпусти меня!

— Ты согласилась на прелюдию, — напомнил Марио.

— По-твоему, эта хватка похожа на прелюдию?

— Если я отпущу тебя, ты попытаешься убежать. А я знаю: тебе хочется совсем другого. Ты хочешь, чтобы я трогал тебя, целовал тебя. Ты хочешь, чтобы я любил тебя.

— Тут ты ошибаешься. Я не хочу, чтобы ты любил меня! — Она вовремя прикусила язычок, иначе у нее непременно вырвалось бы: «Потому что я не хочу, чтобы ты понял, что же на самом деле со мной происходит, когда ты рядом!»

— Тогда чего ты хочешь? Ты сама хочешь любить меня?

— Что? Нет! Конечно нет! — Гейл едва не потеряла сознание. — Я уже говорила, что секс не приносит мне удовольствия. И ты мне не нравишься! — Она попыталась последним отчаянным движением высвободиться.

— Я тебе понравлюсь, — пообещал он, и еще имел наглость улыбнуться. Потом приблизил к ней лицо…

Она плотно сжала губы и попыталась увернуться. Но силы ее слабели, сопротивляться больше не хотелось. И все же она вертела головой из стороны в сторону, хотя в те секунды, когда их губы соприкасались, ей казалось, будто она взлетает на небо. Гейл хотела повернуться к нему боком и извивалась всем телом до тех пор, пока случайно не коснулась его бедер, У нее закружилась голова. Возможно ли, что он настолько возбужден?.. Она затрепетала и даже чуть-чуть приоткрыла рот.

Кончик его языка немедленно проник внутрь. Не грубо, не жестко, но медленно и спокойно. От него пахло мятой. И уверенностью в победе.

Марио плотно прижал ее руки к ягодицам — наверное, пытался усмирить ее.

Зачем она сопротивляется неизбежному? Несмотря на свою решимость оставаться холодной, она все же таяла как мороженое. И куда подевалась ее гордость? Сейчас ей хочется только одного: утонуть, раствориться в нем и позволить природе взять свое.

Гейл тихонько вздохнула, словно признавая свое поражение. Ее вздох больше был похож на стон — чувственный стон, подсказавший ему, что он может делать с ней все, что пожелает.

Марио прервал свой поцелуй и посмотрел ей в лицо. Ее глаза были полузакрыты.

— Поцелуй меня, — приказал он. — Поцелуй то место, по которому ты ударила!

Гейл посмотрела на его покрасневшую щеку, потом заглянула ему в глаза. Если бы она увидела, что он торжествует победу, у нее мигом пропало бы всякое желание. Но в его глазах не было ни надменности, ни злости. Он смотрел на нее ласково и нежно.

Она несмело притронулась губами к его щеке, и ее тут же бросило в жар. У него, видимо, быстро отрастает борода. Ей приятно было своими уже воспаленными губами ощущать легкое покалывание жестких волосков, и она поцеловала его не один, а несколько раз. Когда Гейл, высунув кончик языка, несмело лизнула его в щеку, все ее тело затопила мощная волна желания.

Потрясенная тем, что с ней происходит, она резко отпрянула, и их глаза снова встретились.

— Тебе понравилось? — тихо спросил он.

— Да, — смущенно созналась она.

Что в нем такого особенного? Ей безумно нравится даже прикасаться языком к его щетине. Может, дело в его искусности, опытности? Или просто в странности, неожиданности того положения, в котором она очутилась? А может, она так завелась потому, что он заплатил за нее целое состояние? Или больше всего ей нравится именно то, что ей не нужно его любить? Что с ним она может дистанцироваться от всякого чувства, которое делает ее ранимой?

Как бы то ни было, а пути назад нет. Теперь она сама ни за что не выйдет из его комнаты! Ей непременно надо узнать, каков он в постели.

— Не беспокойся, — прошептал Марио, в сладкой пытке водя губами по ее рту. — Прежде чем эта ночь закончится, ты узнаешь много нового… и многому научишься. Тебе все понравится.

Внезапно он отпустил ее руки, и она растерялась. Ощутив физическую свободу, Гейл даже слегка разочаровалась. Но потом смутилась еще больше. Ей нравилось, когда он держал ее, словно пленницу, и ей понравились его слова о том, что ночью она узнает много нового и многому научится. В голове проплывали неясные образы. Однако превыше всего было ошеломляющее желание и стремление испытать с этим мужчиной все, что только можно.

Боже, о чем она только думает?! Неужели это она? В последние годы она уже отчаялась испытать радость с мужчиной, откровенно скучая в постели.

Марио стал осторожно снимать с нее пеньюар, и Гейл спустилась с небес на землю — точнее, осознала, что все происходит наяву, а не во сне. Потом он начал кончиками пальцев ласкать ее ключицы, и она затрепетала.

— Ты нарочно так вырядилась, чтобы завести меня, — прошептал он, когда прозрачный пеньюар упал к ее ногам.

Она не стала спорить.

— Тебе удалось меня завести, — добавил он, спуская у нее с плеч бретельки ночной рубашки.

Гейл вздрогнула. Неужели он хочет раздеть ее донага прямо посреди комнаты? А что потом? Ей придется ужинать нагишом? Ну и что такого? Мысль об эротическом ужине не вызвала у нее отвращения, а, наоборот, возбудила еще больше.

— В таком наряде ты похожа на шлюху, — выдохнул Марио, и ночная рубашка присоединилась к пеньюару на полу.

Теперь она стояла перед ним совершенно обнаженная, если не считать красных туфель на высоком каблуке.

Он отступил на шаг назад и жадно осмотрел ее всю. Гейл была не в силах шевельнуться, словно прикованная к месту его словами. Но, может быть, в последние годы она и была шлюхой? Да, он сказал правду. Чем дольше он смотрел на нее, тем отчетливее она ощущала свою женственность. Под его жадным взглядом ее кожа, казалось, плавилась. Грудь налилась тяжестью. Соски отвердели. Когда он опустил глаза ниже, у нее все внутри сжалось.

— Ты такая красивая, — пробормотал он едва ли, не с осуждением. — И такая бесстыдная.

С этими словами Марио схватил ее на руки и потащил в спальню.

Его спальня производила такое же неожиданное впечатление, как и его гостиная. Ничего похожего на обитель эротических утех. Просто роскошное место отдыха. Стены оклеены замшевыми на ощупь обоями цвета красного вина. Их насыщенная яркость смягчалась золотистыми настенными светильниками над фотографиями в позолоченных рамках, запечатлевшими скаковых лошадей. Ковер толстый, пушистый, цвета старинного золота. Широченная кровать розового дерева. К изголовью с двух сторон примыкают столики, на которых стоят медные лампы с золотыми абажурами. Кремово-золотистое парчовое покрывало откинуто, и видны кремовые атласные простыни и такого же цвета подушки.

— Как насчет ужина, ваша светлость? — осмелилась спросить Гейл, когда он уложил ее на эту роскошную постель.

— Успеется, — заявил Марио, выпрямляясь и сбрасывая с себя халат. — Кстати, прекрати называть меня «ваша светлость». Меня зовут Марио.