Одри Хэсли - Жребий брошен

По заросшей травой узкой дорожке торопливо шла к дому стройная длинноногая девушка. Черные густые волосы редкой красоты лежали на плечах, на умном милом лице блестели радостью большие темные глаза.

В ее стройной фигурке и движениях еще чувствовалась угловатость подростка, но уже угадывалась грация расцветающей женственности.

Она коснулась ручки, и дверь, скрипнув, тут же открылась. Опять не заперта, огорчилась девушка и вошла в дом.

— Мама! — крикнула она с порога. — У меня радость! По случаю моего шестнадцатилетия директор школы утром объявил, что я получила стипендию колледжа! Ты слышишь, мама?

Дом, погруженный в полумрак, молчал. Свет с трудом пробивался сквозь опущенные жалюзи. Девушка подошла к окну и подняла их. Яркие солнечные лучи ворвались в комнату и осветили бедно обставленную, неуютную гостиную. На вытертом диване в беспорядке валялись вещи, вокруг перевернутого журнального столика на полу лежали осколки разбитой тарелки и остатки еды.

Сердце девушки сжалось. Она быстро прошла по узкому коридору и заглянула в комнату матери. Там тоже царил полумрак.

— Мама! — позвала девушка.

С трудом оторвав голову от подушки, в постели приподнялась женщина с оплывшим лицом и затуманенными алкоголем глазами.

— Элиз… Элизабет… Девочк… — попыталась произнести она, и голова ее упала на подушку.

На полу, у изголовья кровати, стояла пустая бутылка.

— Мама, — без всякой надежды в голосе еще раз позвала Элизабет.

Но мать уже крепко спала, и дочь знала, что теперь никакая сила не разбудит ее до следующего дня.

Она закрыла дверь и вернулась в гостиную. Элизабет собрала осколки тарелки, поставила на место столик и, сдвинув в сторону вещи, села на диван. Какое-то время она сидела, тупо глядя в одну точку прямо перед собой. Но вдруг плечи ее затряслись, и Элизабет, уронив лицо в ладони, горько разрыдалась.

— Даже в день моего рождения мама не сделала исключения. Я не могу позвать к себе друзей, и у меня нет ни цента, чтобы пригласить их в кафе, — всхлипывала она. — Господи, у меня нет ни одной родной души, с кем я могла бы разделить радость сегодняшнего дня. — Она рыдала, сотрясаясь всем телом.

Элизабет обвела глазами комнату и перестала плакать.

— Клянусь, — сказала она себе, — я не позволю нищете и чувству безысходности раздавить меня! Я справлюсь, я выберусь, я буду грызть землю, но вытащу маму из беды и всегда буду крепко стоять на ногах! — И вдруг лицо ее осветилось улыбкой: я просто буду Скарлетт О'Хара, а не Элизабет Батлер, подумала она.

Элизабет всхлипнула еще раз, глаза ее закрылись, и неожиданно для себя она заснула, сидя на диване.

Луна заглянула в окно и, осветив комнату, не обнаружила никаких следов прошедшего дня рождения — ни остатков праздничного торта со свечами, ни плакатов «С днем рождения» из веселых букв-человечков, ни подарков и обрывков красочной бумаги и ярких ленточек.

На диване, свернувшись клубком, спала девушка-подросток. Во сне она всхлипывала, но иногда по ее милому заплаканному лицу пробегала детская улыбка, а иногда на нем появлялось выражение совсем взрослой решимости. Луна, осмотрев все, уже с любопытством заглядывала в окна следующего дома.

— Ваша тетушка завещала вам все свое имущество…

Элизабет показалось, что она ослышалась. Она взглянула на адвоката, сидевшего за массивным столом, украшенным резьбой.

— Мне? — спросила она растерянно. Ее обычно острый ум на сей раз отказывался воспринимать действительность.

О смерти тети, скончавшейся три недели назад, она узнала только сейчас. На ее вопрос, почему ей сообщили об этом с таким опозданием, адвокат ответил, что до зачтения завещания никто не знал о существовании племянницы. Впрочем, Элизабет сама до недавнего времени не подозревала о том, что у нее есть родная тетка.

Два месяца назад в ее кабинет в отеле, где Элизабет работала менеджером отдела по связям с общественностью, вошла женщина и представилась старшей сестрой ее матери.

Этот визит обескуражил ее. Женщину, взволнованно смотревшую на нее, она видела первый раз в жизни. Мать Элизабет называла себя подкидышем без роду без племени и никогда не упоминала о существовании родственников. К тому же новоявленная тетушка держалась весьма странно: она смотрела на свою племянницу так, будто перед ней был не человек из крови и плоти, а пришелец из иных миров. Элизабет, к сожалению, пришлось прервать их беседу — ее вызвали по срочному делу. Извинившись, она вышла из кабинета, пообещав вернуться как можно скорее. Но через пятнадцать минут, когда она вернулась, в офисе никого не было. Женщина исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив Элизабет в недоумении. Она даже не знала тогда, верить ли этой странной «тете Маргарет» или просто забыть об этом происшествии. Все оказалось правдой, и теперь Элизабет придется поломать голову над множеством вопросов. Почему лгала мать? Почему тетушка не дождалась ее возвращения? И наконец, почему она смотрела на Элизабет так странно, словно внешний облик девушки потряс ее до глубины души?

Первое время Элизабет сама пыталась обнаружить следы исчезнувшей тети, но безуспешно. Тогда она решила нанять частного детектива и уже начала просматривать для этого справочники. Но тут последовало приглашение к адвокату, который и сообщил ей печальную весть.

И вот все выяснилось. Женщина, появившаяся в тот день в отеле, действительно была ее родной теткой. Но почему она сделала своей единственной наследницей племянницу, которую совсем не знала?

— Я вижу, вы удивлены завещанием, мисс Батлер, — сказал адвокат, — но последняя воля миссис Оберн заявлена со всей определенностью.

— Миссис Оберн? Значит, моя тетка была замужем?

Теперь ей стало понятно, почему ее поиски не увенчались успехом — она искала тетю по девичьей фамилии своей матери.

— Миссис Оберн была вдовой. И думаю, стала ею достаточно давно. Детей у нее не было, а ваша мать — ее единственная родня.

Сердце Элизабет сжалось. Надежда обрести семью исчезла так же внезапно, как и появилась. Значит, по-прежнему у нее в этом мире нет ни одной родной души! Отец Элизабет, как и все его родственники, забыл о существовании дочери сразу после развода.

Нельзя сказать, что Элизабет хорошо знала своего отца. Ей было три года, когда родители развелись. Мать, видно, тяжело переживала развод и никогда ни с кем об этом не говорила. Даже с дочерью, когда та подросла, она не обмолвилась ни словом о своем неудачном замужестве.

Восемь лет назад Элизабет позвонила отцу и сообщила о смерти матери. На похороны он не пришел. Всякий раз, когда она вспоминала тот ужасный день, ее сердце сжималось от боли. Шел дождь, и у могилы не было никого, кроме Элизабет, священника и двух пьянчуг-могильщиков. У матери никогда не было близких друзей, она избегала людей и много пила, полностью разрушив этим свою печень.