Евгения Мамина - Мой дневник. «Я люблю…»

«Кому рассказывать об этом? Кто поверит, что это правда, а не вымысел? Зовут меня Андрей Подольцев. На данный момент я — командир разведроты (а лучше сказать, бывший командир), лейтенант. Если следовать анкете, то родился, учился, вырос без проблем. Институт не закончил, был призван в действующую армию по причине начала войны в Советском Союзе. Рвался на поле сражения, хотелось сразу всех фрицев одной пулей убить, да, смешно — мальчишка был. Женат не был, поэтому и жалеть меня, если убьют, было бы некому. Зато мечтал погибнуть, как герой. Сам я сирота, тетка меня воспитывала. Сейчас уже не знаю, что с ней. Пытался разузнать, да где там: бумаги все перемешаны, люди разбросаны по всей стране — никого не найдешь. Может и жива еще. Пошел в армию, отправили в учебку. Обучали на связиста, потом отправили на фронт. Много чего повидал. И страшное, и радостное, особенно когда немец на глазах подыхал. А потом ранили, в госпитале лежал. После в тыл в отпуск ехать было не к кому, решил вернуться в свою воюющую часть самостоятельно. Да, только попал в окружение с остатками таких же, как и я, бывших раненых, пробирающихся к своим. Думали, что хана нам всем, так нас в кольцо скрутили. Но нет, есть Бог на свете. Спасли нас внезапно выскочившие из леса партизаны. Враг был просто не готов морально к такому натиску. Немцев уложили, нас партизаны с собой взяли. Просто как в сказке. Так и стали мы партизанить. Поскольку нравы в лесу не такие как в действующей армии и есть возможность проявлять инициативу, то здесь я весь свой боевой запал и выложил: ходили в разведку, пару раз взяли языка с ценными документами. И вот, я уже разведчик. Через полгода, это стало моей жизнью: ночь, притаившись в лесу, ждешь врага, стараешься не шелохнуться и дернуться от противного жужжания комара, сидящего на твоем носу; адреналин ухающий в крови после удачно проделанной операции; недовольство собой, если что-то пошло не так, тактические разборы вылазок… Потом нас „нашли“ свои, и мы присоединились к регулярным частям советской армии. И здесь я без дела не остался. Круто воевали тогда с врагом. А разведка дело тонкое. Нельзя просто так выйти к фрицу и сказать „Мать твою, такперетак, а ну, сдавайся, гниль отворотная“. Надо, чтоб он был не ниже офицерского чина, да еще и документы важные вез. Иначе, смысла в его пленении нет. Или когда диверсию сделать. Тоже непросто. Терпение огромное требуется… Это я так подробно, братцы, рассказываю для тех, кто думает, что разведчикам самая простая работа достается. Нет на войне легкой или трудной работы — вся она сложная, но на благое дело направленная. Значит, и делать ее надо по высшему разряду. Только вот никто и не догадывается, каково порой бывает невыносимо жутко от постоянного адреналина в крови, нервотрепки, тягостного ожидания в засаде, в грязи, а то и в болоте по самое „не хочу“. Лишний раз и поговорить то не с кем, иначе, нельзя. А что говорить про то, чтоб проорать. Как снимает напряжение разведчик? Ну, некоторые пьют, а такие как я ищут другие способы выброса энергии. Мне пить нельзя — мутит меня от алкоголя, мало не покажется. Ну, еще рюмку, две… а дальше… Аллергия, что ль какая у меня. Все ребята ржут надо мной, говорят, не мужик. а что делать? Не дано мне значит, спиться! Пытался через другое напряжение снять. Ну, с женщинами… сами понимаете. Да только не всегда женщина оказывается рядом, да и не всякая (как оказалось) снять его может. Другая какая, и ласковая и все хорошо, а как коснется меня, ну все хоть режь, а хоть выпрыгивай из постели. Не могу такую не только поцеловать, подойти к ней бывает противно. Не принимает организм ее, бабу, хоть ты тресни!. И что это со мной? Да, хохочите дальше, только мне то это тоже не до радости великой. Раньше то все было ладно. А вот с год назад это началось, как потравились мы капитально всем нашим разведподразделением. Освобождали деревню от фрицев. Решили в баньке местной искупаться, попариться. Да напарившись, нашли под топчаном бутыль чего-то, решили выпить. Ну и гадость была жидкость там, я вам скажу! Кто знает, чего нас черт дернул выпить это вражеское пойло (по-другому и не назовешь). Потому может, и говорят, что разведка не знает ни страха, ни границ безумным поступкам. Короче, я как обычно 2 рюмки влил в себя и все. А утром у меня по телу сплошная синева пошла. Все тело болит, чешется, волдыри повылазили. А ребятам было хуже. Двое отравились до смерти, а остальных троих еле откачали, так их напиток доконал. И чего туда фрицы намешали? Вздрючило нас начальство по первое число. Ну и поделом нам всем — в следующий раз умнее будем и осторожнее с незнакомым пойлом. Вот с этого дня проснулось у меня обоняние на окружающих. Как запах где не тот, ну не подходит мне — все, не могу общаться с человеком, будь то старик или прекрасная девушка. Что до красавиц самих, то остались лишь они в довоенных воспоминаниях. Да разные были… А одна, ну очень миленькая, нравилась больно. Как оказывалась она поблизости от меня, так дух захватывало и жаром всего зажигало изнутри. Просто пошевелиться не мог, до такой степени возбуждала. И подойти к ней долго не мог — боялся натуру свою не сдержать. А она тоже, кажется, была ко мне неравнодушна. Таней ее звали. Хм, где она теперь?»..

По последним данным оказалось, что наш разведпост будет проезжать немецкий автомобиль, везущий из штаба ценную информацию. Приказ начальства: захватить документы. — Надо хорошенько подготовиться.

Данные разведки: ожидаемую машину встретили по графику. Непредвиденной оказалась засада, которая ждала на пути в лагерь. Из боя выбрались двое, остальные погибли. Командир разведгруппы лейтенант Андрей Подольцев передал документы с радистом, а сам остался прикрывать отход группы. Назад в часть лейтенант Подольцев не вернулся ни на этот, ни на следующий день. Его тело также не было найдено среди убитых.

«Донесение в штаб фронта: Сведения, добытые разведгруппой лейтенанта Андрея Подольцева, содержат сверхсекретную информацию о последних планах и перемещениях немцев, а также последние шифровки из Берлина. Группу лейтенанта Подольцева представить к наградам за проявленную доблесть и мужество».

А что же сам Подольцев? Увлекая за собой немцев, он спустился в карьер в нескольких километрах от места засады. Находясь в нервном возбуждении, он вряд ли задумывался о последствиях своих действий, держа в голове лишь одну мысль «Дать возможность радисту Семенову добраться до своих с важным пакетом».

Карьер был залит дождем, грязная жижа мешала бежать, но не мешала скрываться в толще грязи. Врагов оставалось еще трое — очень много для одного уставшего и напряженного человека. Пуля попала в руку, другая в бедро. Встать было трудно и больно. Зато оставалась возможность жать на гашетку автомата. Пук! Патронов не было. Но в кармане еще оставалась граната. Он сжал руку с гранатой. Вся молодая жизнь его пролетела перед глазами. «Неужели, я сейчас погибну? И никто, никто не вспомнит обо мне? А если не выдергивать чеку, не разжимать руки, то немцы… нет, лучше смерть фашистов от взрыва…» Внезапно в душу проник легкий ветерок страха. Нервное напряжение усилилось. Умирать не хотелось, ну никак. Страх рос. Мозг не желал подсказывать правильное решение. А враг подбирался все ближе. Хотелось жить; жить и бороться. «А, ну как, выживу. Притворюсь мертвым, фрицы поверят, оставят валяться тут. А потом выберусь и отомщу…» То, что потом он будет укорять себя долго за эти минуты слабости, было сейчас неважно. Главное, выжить. Он притворился убитым. Но ведь все происходящее явь, а не сон. Нельзя просто так сказать «Я сплю, сейчас плохой сон закончится. Плохие люди уйдут. А у меня все будет хорошо».