Элизабет Эссекс - В поисках наслаждения

— Теперь он стал развалюхой? Джейми, в самом деле, когда еще позавчера был «такой красивый и утопал в розах»? Зачем ты рассказал мне о нем, зачем привез сюда, если не хотел, чтобы я здесь оставалась? Ты знал наверняка, что он меня очарует.

А он хотел очаровать ее не домом. Он хотел очаровать ее самим собой. И воспользовался теми средствами, какие имел в своем распоряжении. И хотя не думал об этом, глубоко в душе сознавал, что перед Гласс-Коттеджем она не устоит, что отдаст дому должное и разглядит его потенциал.

Все же он не мог давить, не мог настаивать, иначе она уперлась бы, как уперлась теперь. И если он чему и научился за последние десять долгих лет, так это терпению и усердию. Он будет терпеливым и усердным и одержит победу над Лиззи.

Над своей красивой, умной, дерзкой женой.

Он подошел к ней сзади вплотную. Ее волосы, распущенные по моде, буйство рыжих волн, ниспадающих каскадом по плечам, скрывали восхитительную кожу ее шеи. Он отодвинул в сторону ее тяжелые пряди, чтобы до нее долетел шепот его дыхания.

— Я тоже очарован. Но не домом.

Внешней стороной кончиков пальцев он провел вверх по белой коже ее шеи чуть позади уха. На коже высыпали пупырышки дрожи. Очень хорошо. Какая чувствительноеть. Лиззи наклонила голову вбок в безвольном согласии, но вдруг отпрыгнула.

— Джейми, там кто-то есть.

— Где?

Она выкинула вперед руку.

— Там какой-то человек. Стоит внизу на дорожке и смотрит на нас.

Она хотела спуститься вниз.

Он твердо потянул ее назад и взглянул туда, куда она указывала. Это был Макалден. Он шел на узкий пляж в бухте, где они прятали рыбачью плоскодонку.

— Наверное, кто-то из землекопов, Лиззи. — Он вернул ее внимание к себе. — С минуты на минуту пойдет дождь. Почему бы тебе не вернуться в дом? А я поговорю с человеком, чтобы присмотрел за лошадьми. Возвращайся назад. Миссис Таппер уже, наверное, собрала чай или что-нибудь в этом роде.

Подтолкнув ее твердо в направлении к дому, он сам зашагал по тропинке вниз, не дав возможности возразить. Макалден, скрывшись из виду, ждал его внизу.

Хью Макалден был тем другом и товарищем, кому можно было доверить собственную жизнь.

Что Марлоу и делал не раз. Макалден, в свою очередь, тоже неоднократно доверял ему свою судьбу.

Наверное, изначально их свело вместе их шотландское прошлое, когда были гардемаринами, а потом стали братьями-офицерами и друзьями. На этом их сходство заканчивалось.

У Марлоу были темные волосы и бледная кожа, у Макалдена — светлые волосы и румянец во все лицо. Где Марлоу ходил в плавание, руководствуясь интуицией и чувством моря, Макалден все сверял с картами и дотошно просчитывал каждое возможное отклонение от плана. Вместе они образовывали сильную команду.

— Прости, что помешал, нарушив уединение. Значит, свершилось?

— Свершилось. Перед тобой счастливый муж.

Макалден недоверчиво хрюкнул.

— Каких же это трудов стоило, чтобы застраховать себя.

— Ты так говоришь только потому, что тебе нечего терять.

— Как раз есть. Только я держу сбережения в безопасном месте под пять процентов, а не важничаю, покупая большие красивые дома.

— Скучно. К тому же это в большей степени отвечает нашим планам. Так дом будет по-настоящему застрахован. Но тебе на время придется передвинуть свою койку.

— Передвинуть? А как же наш план? Как же…

— Временно изменился. Сегодня уже все. Против рожна…

— …не попрешь? — закончил за него Макалден. — И куда мне деваться? Надвигается шторм.

— Не знаю. Над конюшней есть чердак с пустыми комнатами для ребят. Возьми себе самую большую, с камином.

— Простите, капитан, что говорю такие вещи, но у вас вытекли мозги. В конюшне нет камина. Это все равно что на корабле поставить плиту рядом с рундуком, набитым порохом.

— Черт. Я как-то об этом не подумал, — криво усмехнулся Марлоу.

— И по этой причине тебе не стоило транжирить деньги на шикарные усадьбы. Ты моряк, а не помещик.

— На время мне придется стать и тем и другим. Займи тогда домик садовника, раз уж вынужден играть его роль. Я сказал, что ты землекоп.

Макалден в ответ нехотя рассмеялся.

— В моем-то снаряжении контрабандиста. Как бы не забыть нагрести земли под ногти.

Марлоу в ответ улыбнулся:

— Сойдет и так. Только старайся не попадаться на глаза, пока мы не уедем.

— Хорошо. — Макалден согласно кивнул. — А ты?

— Попытаюсь увезти ее в «Рыжий олень», но уж больно она норовистая.

— Ты хотел, чтобы дом стоял нежилой.

— И будет нежилой, как только я уеду. — Марлоу взъерошил рукой волосы. — Хотя она делает странные заявления о переезде сюда.

Макалден состроил кислую гримасу.

— Я говорил тебе, что от нее не будет толку, а одни только проблемы.

— Толк будет. К тому же я не мог допустить, чтобы мою собственность без меня продали. Дом и имение надежно защищены в брачном соглашении. Продать их она не может. Я отвезу ее в город. Все будет хорошо.

Тогда почему внутри у него все сжалось, стоило лишь произнести эти слова? Гласс-Коттедж идеально подходил для уединенного образа жизни, о котором, насколько он помнил, мечтала Лиззи. Но ведь последние десять лет она не жила затворницей? Выезжала в общество, посещала балы и обеды. Была в зале ассамблеи, разве нет? Хотя уединенная терраса, вдали от посторонних глаз, не совсем отвечала светскому образу жизни. Прищурившись, Марлоу взглянул на темнеющее небо.

— А пока моли Бога, чтобы хлынул дождь.

— Думаешь, завывающий ветер с пролива заставит шевелиться ее волосы?

— Я смогу «уехать», мы спокойно приступим к делу, и ни одна живая душа не узнает.

— Даже твоя маленькая женушка?

— Даже Лиззи.

— Какой же ты бессердечный ублюдок, капитан. Неудивительно, что я люблю тебя, — кивнул Макалден удовлетворенно. — Только трудности могут заставить тебя придерживаться плана.

Ее изо всех сил поливал дождь. Она промокла, как амбарная мышь, только была гораздо грязнее. Подол ее платья с прилипшими кусочками сырого мха был вымазан лиственным перегноем. И все это из-за ее подозрительности. Чувства тревоги.

Инстинкт и задетое самолюбие толкнули ее последовать за Джейми по тропинке. Ее нельзя отшвырнуть в сторону, как надоевшую игрушку. И никогда нельзя было.

Что-то еще — почти звериный инстинкт самосохранения — заставило ее остаться, скрываясь в кустарнике, чтобы не попасться на глаза. К несчастью, далекие раскаты грома и завывание ветра с пролива заглушали большую часть их слов. Проклятый дождь.

Одно было ясно. Они говорили не о лошадях. И двинулись не в сторону конюшни.

А на восток, к дороге. Ничто в их поведении, жестах или тоне не указывало, что разговаривал хозяин со слугой. Беседовали равные.