Элизабет Эссекс - В поисках наслаждения

Но у них — у него и Лиззи Пэкстон — оставалось незаконченное дело. И он, чего бы это ему ни стоило, собирался довести его до счастливого конца, даже если для этого понадобится раздобыть пропитанную уксусом губку.

Ага, вот и буфетная. Здесь наверняка найдется уксус.

Буфетная экономки располагалась между пустой кладовкой для мясных продуктов и прачечной в конце кухонного крыла. На вбитых в балки крючках все еще висели позабытые букетики высохших цветов, и в комнате еще держался аромат пахучих трав. Но миссис Таппер не сидела сложа руки. Хотя домашнего хозяйства как такового пока не было, столы и прилавки сияли чистотой.

Ругаясь в адрес своевольной, дерзкой, прелестной рыжеволосой женщины, Марлоу начал выдергивать пробки из бутылок, обнаруженных в буфете.

— Что ты делаешь?

Лиззи испугала его до полусмерти. Правда, то, что находилось в его штанах, при виде ее стало еще больше. Поверх своей почти прозрачной сорочки она накинула его мокрый от дождя сюртук. Она сняла корсет, и сорочка практически не скрывала ее маленькую зрелую грудь. Господи милостивый на небесах, дай ему силы.

— Боже, Лиззи.

Ему было все равно, что это прозвучало почти как стон. Слишком соблазнительно она выглядела и, похоже, не подозревала, какой красивой ему кажется и как на него воздействует. Как ее бледная кожа с примесью абрикосового тона распаляет его и без того пылкое воображение.

Но прежде чем освободить оружие из заключения, он должен был решить возникшую дилемму. Господи, помоги ему найти необходимое. Да поскорее.

Роясь в буфете, он присел на корточки, чтобы снять напряжение в брюках.

— Ищу уксус. Я же сказал, что позабочусь об этом.

— И я сказала, что не такая уж я беспомощная. Сама хочу помочь. Тебе не это нужно?

Она извлекла из-под прилавка керамический кувшин с ярлычком.

— Браво, Лиззи.

Ему следовало предвидеть, что она не останется там, где ее оставили, и окажется полезной и зоркой. Порывшись в буфете еще, он нашел ступку и пестик. Вынул пестик и налил в емкость уксус.

— Теперь нам нужно что-то, что впитает уксус вроде губки.

Лиззи вертелась за его спиной, наблюдая за его приготовлениями с естественным любопытством, которого не скрывала.

Воспользовавшись ее близостью, он чмокнул ее в носик. Когда она не воспротивилась и не оттолкнула его, он запустил пальцы в ее шелковистые волосы и вдохнул ее легкий цитрусовый аромат. И поцеловал в мягкие губы, и пробежал пальцем по ложбинке меж грудей. Боже, она божественна.

Представив Лиззи розовую и мокрую, с поднимающимся от блестящей кожи паром, он утратил способность соображать и испытал стеснение в груди. Единственное, что он мог сделать, — это поделиться с ней эротической мыслью и посмотреть, какой эффект это произведет на Лиззи.

— Подумай об этом, Лиззи, — выдохнул он ей в ухо, — обо всем, чем мы могли бы заняться. Я бы хотел тебя искупать. Протереть влажным полотенцем все твое чудесное, теплое, мокрое тело.

Он видел, как расширились ее глаза и затрепетали ноздри, когда, погрузив руки ей в волосы, он перебросил рыжие пряди через плечо и легонько потянул назад, вынудив ее откинуть голову. Локоны лозой обвили его ладонь, как будто даже эта часть Лиззи не могла оставаться в неподвижности. Он ласково провел пальцами по изгибу ее обнаженной шеи до нежной ямки, где мог чувствовать лихорадочное биение пульса. Контраст между фарфоровой хрупкостью ее тела и несгибаемой силой духа вызывал бесконечное восхищение.

— Можно столько всего с тобой придумать.

Произнесенные тихим, мягким голосом слова составляли резкий контраст со сжатой внутри его пружиной желания. На этот раз его никто не остановит. Он исследует ее на радость своему сердцу, узнает все секреты ее тела. И наконец заместит фантазию реальностью. Лиззи чуть-чуть отодвинулась от него, освобождаясь из его рук, возбужденная и все еще не успокоившаяся. Он не стал ее задерживать, переключив рассеянное внимание на содержимое буфетных полок. Он дал ей обещание, которое по крайней мере может и должен выполнить.

Лиззи сняла с полки корзинку.

— Как насчет морских губок? Собранных с берега моря, полагаю. Они подойдут?

Не послышалась ли ему в ее голосе нотка нетерпения?

— Отлично. — Он выбрал маленькую губку величиной со сливу и поднял для ее обозрения. — Ну вот, Лиззи, у нас есть средство для твоего обольщения.

— Это? Для обольщения? — Она попыталась успокоиться и прикрыться маской искушенности. — Твоя фляжка с виски подошла бы лучше.

Они опять плескались в знакомых водах. Марлоу, взяв ее за талию, усадил на стол. Она почти ничего не весила. Перышко, а не женщина. Ее спелый, как персик, рот оказался почти на одном уровне с его ртом. Отлично.

— Ты этого хочешь? — Он пошарил рукой на буфетной полке, вынул фляжку и вытащил пробку. — Тогда глотни немного, сделай милость.

Он хотел подстегнуть ее, и, судя по румянцу, вспыхнувшему на шее, ему это удалось.

Чтобы сделать глоток, она запрокинула голову, и он сначала вволю налюбовался нежным изгибом ее шеи, а потом спелой округлостью груди. Пробежав пальцами по кромке выреза ее сорочки, поиграл с сосками и развязал шнурок. Он должен был ее видеть.

Когда Марлоу осторожно стянул вниз ткань, обнажив великолепные розовые пики, то почувствовал, как участилось и стало прерывистым ее дыхание. Какая она чувствительная, его Лиззи. Какая красивая, пылкая и свежая. Ее соски были такого же нежно-розового цвета, как мякоть клубники, и ему внезапно захотелось испить их аромат.

Переместившись, он встал между ее ногами и, раздвинув ее колени, прижал к краю стола. Чтобы дать себе облегчение, припал на миг к ее животу.

Господи, как же было хорошо. Ее лоно источало жар.

Он с трудом устоял от страстного желания задрать ее подол и показать все тут и сейчас.

Нет. Девственницам требуется ласковое обхождение, на них нельзя кидаться с налета и овладевать ими на столе буфетной. К тому же это Лиззи. Не важно, какое они пережили прошлое и какой она имела опыт или не имела никакого, обращаться с ней следовало должным образом. Потому что он хотел от нее большего, чем простое совокупление. Он хотел от нее полной и абсолютной капитуляции, ни больше ни меньше.

Марлоу услышал, как эти слова отозвались эхом в его мозгу: соблазнение и капитуляция. Они были связаны воедино в его сознании. Он не мог добиться одного без другого.

Ему стоило большого труда оторваться от ее тепла, но потерю эту ему с лихвой возместил ее эротичный вид. Спутанные рыжие волосы и гладкая светящаяся кожа, грудь в обрамлении мятой полупрозрачной ткани, которая едва скрывала треугольник более темных кудряшек ниже, где бедра переходили в стройные длинные ноги. Она само совершенство; даже в самых глубоких и темных мечтах не мог он представить подобного видения.