Донна Валентина - Покоренная поцелуем

— Но дверь в комнату можно закрыть на замок. Она никуда от вас не денется.

Мария подумала, что даже у таракана возникнут трудности при попытке бежать из этой голой, мрачной кельи. В ней не было окон, слабо горевший в углу огонь не давал ни света, ни тепла и не мог согреть. Но даже в такой ситуации у нее мог возникнуть шанс, каким бы незначительным он ни был.

— Заприте келью! — приказал он. Настоятельница дала знак одной из монахинь, стоявшей на пороге. Дверь громко захлопнулась.

— Не могли бы вы меня отпустить? Нужно помочь матушке.

Гилберт освободил ее руку, а сам уселся у огня, чтобы немного согреться. Потирая ноющее запястье, Мария подошла к аббатисе. Две высокие пивные кружки с говяжьим бульоном стояли на подносе, и исходивший от них чудесный, аппетитный запах в студеном воздухе вызывал урчание в животе. Рядом с кружками стояла солонка и горшочек с мазью, которую по просьбе настоятельницы принесли сестре Мэри Агнес, — точно такой, каким она пользовалась, чтобы лишить Гилберта физических сил.

— Благодарю вас, преподобная матушка. — Так и подмывало сказать Марию, но все это напрасно, — нужно ждать слишком долго, покуда это снадобье проникнет через рану в кровь.

— Мне показалось, что вы хотите овладеть искусством приготовления этой мази, — сказала аббатиса, но мягкий тон ее разговора никак не вязался с ее твердым, суровым взглядом. — Интересно отметить, что говяжий жир, который является основой рецепта приготовления целебной мази, употребляется и для придания лучшего, более тонкого запаха укрепляющему бульону. Причем очень трудно отличить залах одного от другого.

— Да, действительно интересно, — как завороженная, произнесла Мария, вспоминая околевшую, мертвую собаку. Неудивительно, что это глупое животное принялось лизать мазь.

Аббатиса, указывая на лежащую рядом с горшочком ложечку по очереди ткнула пальцем в снадобье и солонку, — двух мер будет вполне достаточно. Если их как следует смешать с горячим бульоном, то можно добиться… нужного эффекта.

Собака, как известно, сдохла, полизав эту мазь. Может, и Гилберт отправится на тот свет?

Мария всыпала в мазь две ложки соли. Мазь быстро растворилась в горячем бульоне, и от нее не осталось и следа. Она старательно помешивала питательную жидкость. От кружки исходил еще более дразнящий, аппетитный запах.

— Ну а теперь угости этого человека, дочь моя, — велела ей аббатиса. — Он вполне заслуживает такого к себе внимания.

Гилберт, довольный, рассмеялся. Он не спускал жадных глаз собственника с фигуры Марии, когда она направилась к нему со своим отравленным бульоном.

— С каким нетерпением я ожидаю множества подобных приятных, семейных сцен после нашей свадьбы, — радовался он, принимая из ее дрожащих рук высокую пивную кружку. Запрокинув голову, он сделал большой глоток. — Очень вкусно, но ужасно горячо, — сказал он, шумно выдохнув и замахав ладонью перед открытым ртом, чтобы остудить обожженный язык.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он решился отпить еще один глоток, теперь поменьше. За это бесконечно тянувшееся время Марии удалось еще раз подумать над тем, что ее ожидает впереди, если совершенный ею подвиг приведет к желательному результату. Он проглотил густую жидкость, с удовольствием почмокал толстыми губами, не имея никакого понятия, что он выпил. Имела ли она право лишить его жизни только потому, что он был человеком тщеславным, уверенным в том, что наступило время завладеть Лэндуолдом только потому, что он желал ее, а ее сердце было отдано другому человеку. Были ли достаточным основанием синяки, которые время от времени он ей наставлял, чтобы убить его? Да, да, да. Хотя, конечно, другим женщинам приходилось и похуже. Но это совершенно неважно.

Подув на бульон, он снова его поднял и сделал большой глоток. Потом поставил ее на стол.

Вновь у нее перед глазами возникла картина подохшей собаки.

Гилберт снова взял кружку. Нет, если она этого не прекратит, то чем же она лучше его?

— Нет! — закричала она, выбивая кружку него из рук.

— Что такое?..

— Ах, дочь моя, — тяжело вздохнула аббатиса.

В ее печальных глазах промелькнуло уважение.

Мария, подавляя в себе острое желание расплакаться, вспомнила, о чем она думала, когда впервые попала в эту келью. Отсюда даже таракану нет выхода. Нет, не выбраться ей отсюда, даже если она отравит Гилберта.

— Я подам вам другую, — сказала Мария. — Я заметила, как из вашей кружки выползал отвратительный таракан.

— Сюда!

— Быстро!

— Шппл…

Перешептываясь и шикая друг на дружку, монахини в своих длиннополых сутанах вели Ротгара в самый конец коридора.

— Вы уверены, что леди Мария находится там, за этой дверью? — спросил он еще раз дрожащим, хриплым от возбуждения голосом. Только подумать, та же самая судьба, которую он проклинал за нанесенные ему раны, за бесполезную лошадь, попавшуюся ему по дороге, теперь безошибочно привела его в нужное место! Он послал ей мимолетную молитву в знак благодарности и теперь мечтал только о том, чтобы поскорее, как только представится случай, умиротворить Бога под этой священной крышей и во всем перед ним покаяться.

— Да, леди Мария, норманн и преподобная матушка, — прошептала в ответ сестра Мэри Целомудренная.

— Впустите меня.

— Для чего?

Ротгар, ничего не понимая, уставился на монахинь:

— Чтобы спасти ее.

— Но они закрыты, господин Ротгар, кроме того дверь на засове и с той стороны. К тому же из вас хлещет кровь, как из забитой свиньи. Если кого-то и нужно здесь спасать, то только вас в первую очередь.

Сестра Мэри подкралась ближе к двери.

— Наши ослы ужасно утомились в дороге, поэтому мы посадили сестру Марию Магдалену на лошадь Нормана и отправили ее в Лэндуолд за подмогой. Нам остается только ждать.

— Как же вы сможете драться с поврежденной ногой? — спросила монашенка. Я могу заняться вашей раной.

— Но ведь он… — Ротгар осекся. Нельзя говорить об угрозе изнасилования перед невинными монахинями. — Он же значительно сильнее ее.

— Но не станет же он насиловать леди Марию прямо на глазах у преподобной матушки, — саркастически заметила сестра Мэри Целомудренная, и слова ее вызвали насмешливое переглядывание между монахинями, которые, раскрыв широко глаза, явно проявляли интерес к этой теме.

Маленькая молоденькая монахиня, бросив на него любопытный взгляд, стыдливо закрыла лицо руками и захихикала.

— Я… Черт подери, что это он здесь делает, забившись в этом углу в коридоре вместе с этими монахинями, раскрывшими от удивления рты. Только дверь отделяла его от Марии.

— Ну-ка отойдите прочь! — потребовал он.

— Но?..

— Боже, вы только посмотрите на его упрямое, как у мула, выражение лица, спохватилась сестра Мэри Целомудренная, покачивая головой в знак осуждения. Позвольте, я вытащу засов. Я умею это делать совершенно бесшумно.