Дженни Адамс - Танец в темноте

Сердцем Фиона приветствовала это, она была ужасно рада, что Бренту не удалось избавиться от влечения к ней. Разум же умолял не потакать подобным мыслям. Брент способен причинить ей боль, даже если он не желает этого.

Голова Брента дернулась. Это было чуть заметное движение, и все же он начал пристально вглядываться в лицо Фионы, пытаясь понять ее реакцию. И внезапно все чувства, которые Фиона испытала в тот вечер, когда они столкнулись с его отцом, хлынули на поверхность.

— Родные должны любить друг друга безо всяких условий, — вырвалось у нее. — Тут не может быть никаких сомнений. Просто это правильно, и все. Твой отец поступил ужасно, отказавшись от тебя. Он должен был оценить, что ты уникальный и особенный, не такой, как все.

— Вот именно, не такой. — Слева от них показалась смотровая площадка. Брент и Фиона поднялись по ступенькам, высеченным в скале, и любовались ущельем, расстилающимся перед ними. — Я сам создал семью вместе с Линком и Алексом и очень счастлив.

Счастлив со своими братьями — безусловно. И это чудесно.

— Ты очень сдержанный, — заметила она.

— Приют этому научил. Линк и Алекс такие же. Боюсь, это то, от чего нам троим уже не избавиться.

— Я понимаю тебя, но люди могут меняться. — Она опять переступает черту, да? Это происходит потому, что Брент ей небезразличен, а это уже само по себе причина для тревоги. Фиона собралась возвращаться к тропе, но не смогла удержаться от еще одного, последнего замечания. — Я считаю, что именно аутизм делает твои дизайнерские проекты уникальными.

— У тебя очень открытое сердце, и я благодарен тебе за эти слова.

Благодарен и сбит с толку, если судить по терзаниям, отражающимся на его лице.

Они шли молча. Порыв Фионы, наверное, был чересчур импульсивным, но ситуация задевала ее за живое. Некоторые аспекты истории Брента имеют неприятное сходство с тем, как относится к ней ее собственная семья. Она не могла не обратить на это внимание.

Фиона слушала, как шелестят трава, кустарник и листва на деревьях. Воздух был заполнен щебетом и трелями птиц.

Она посмотрела на Брента и решила продолжить разговор:

— Спасибо за то, что привез меня сюда. Думаю, теперь я смогу дописать картину.

— Я тоже доволен. Считаю, время проведено с пользой. Теперь наш путь лежит к дому.

Брент рассказал ей, как приобрел дом в горах, в который они с братьями приезжают время от времени.

— Мне не терпится его увидеть, — улыбнулась Фиона.

Брент завел машину и повернулся лицом к ней. Ах, невероятно глубокие зеленые глаза были настороженными и заинтересованными одновременно! Фионе очень хотелось прорваться сквозь укрепления, которые он возвел, и познакомиться с мужчиной, скрывающимся за ними.

Да, она хотела этого, понимая, что это опасно. Несмотря на то что он поцеловал ее, а потом не пожелал остаться.

— Пристегнись. — Брент подождал, пока Фиона застегнет ремень. То, что ей известно о его болезни, вызывало у него чувство неловкости. Братья были единственными, кто знал об этом.

Но не только поэтому в желудке у него лежал свинцовый ком. Угнетающее чувство было порождено очень старым, очень глубоким убеждением, которое отец внушил ему. Презрение и неприятие Чарлза сделали свое черное дело, и Бренту не удалось справиться с давними страхами.

— Извини. Теперь я готова. — Фиона криво улыбнулась. — Кажется, я замечталась.

— Ничего страшного.

Мысли Брента вновь вернулись к женщине, сидящей с ним рядом. Пряди волос лежали мягкими волнами на ее лице и шее. От прогулки по свежему воздуху лицо разрумянилось. Она прекрасна и душой и телом, и это для него постоянная проблема. Он поддерживал Фиону, когда они шли по горной тропе, и понимал, что ищет повода лишний раз прикоснуться к ней. И в поездке он мог бы повести себя по-другому. Зачем он взял ее с собой? Проще было посоветовать ей написать другую картину…

Там, где дело касается влечения к Фионе, он постоянно нарушает им же установленные правила. Особенно после того вечера, когда поцеловал ее. В тот момент он ни о чем не думал — просто сделал то, о чем в глубине души мечтал с самой первой их встречи.

И он по-прежнему хочет ее. Его влечет к ней. Ему нравится ее мягкое, спокойное отношение к его болезни, ее стремление все понять, даже если это ей не удается. Пальцы Брента забарабанили по рулю.

— Нам далеко ехать? — Фиона глядела в окно.

— Недалеко. Хорошо, что мы закончили работу. Ночь здесь наступает раньше, а во второй половине дня часто спускается густой туман. В такое время лучше не бродить по горам. — Он вздохнул. — Тут неподалеку есть небольшой поселок. Мы заедем туда и купим что-нибудь на обед.

В поселке они зашли в магазин с длинными стеллажами, заполненными продуктами, вдоль стен и таким же стеллажом посередине. Жареная курица, запеченная картошка и салат в большой вакуумной упаковке — все это отправилось в их тележку. За ними последовали продукты для завтрака, включая молоко, и торт с глазированными фруктами и кремом.

— Да я поправлюсь фунтов на сто, — заметила Фиона полушутя, но глаза ее не смеялись. — С мамой случился бы припадок, если бы она увидела… — Она не договорила, но Бренту хватило и этого. Он вспомнил одно из многочисленных замечаний ее матери: «Не думаю, что это подходящая одежда для человека твоих габаритов, дорогая».

Брент счел тогда, что миссис Доннер имеет в виду фасон платья. Но теперь до него дошло, что дело не в этом. Мать Фионы критиковала ее фигуру. Как будто Фиона виновата в том, что у нее пышные формы.

— Тебе нечего беспокоиться о том, сколько ты ешь, и фигура у тебя в полном порядке, — прорычал Брент и положил в тележку яблоки, бананы и еще несколько пакетов с печеньем и орешками.

Фиона задумчиво посмотрела на него и пошла вперед.

Брент с трудом оторвал взгляд от ее покачивающихся бедер в облегающих джинсах, побросал в тележку еще кое-какие товары и пошел следом за ней к кассе. Пальцы его барабанили по прилавку, пока кассир пробивала чек. В этот раз он даже не пытался остановить себя. Пусть Фиона посмотрит и подумает, что это значит. Ей надо видеть его болезнь такой, как она есть, а не сквозь розовые очки, даже если намерения у нее самые благие.

— Сейчас мне надо бы установить мольберт и поработать над картиной. — Энтузиазм и вдохновение переполняли Фиону, но после обеда, за которым они болтали о том о сем, она чувствовала себя размякшей. Ей казалось, что им с Брентом трудно будет найти тему для разговора, однако это было не так. — Думаю, теперь я знаю, как мне поступить. Придется начать картину заново, но я захватила с собой чистый холст.

— Не сегодня. — Голос Брента был тихим, но твердым. — Сегодня отдыхай. Завтра будешь писать.