Барбара Делински - Бриллиант

— Понятно. — Джеффри поднял глаза, когда миссис Флеминг принесла две тарелки салата из морских продуктов, и продолжил лишь после того, как за ней закрылась дверь. Не обращая внимания на еду, он откинулся на спинку стула. — Расскажи мне о своем бизнесе, Сара. — Судя по напряженности его тона, это было больше чем просто любопытство.

Она отогнала от себя чувство смущения.

— Ничего потрясающего. Я делаю ювелирные изделия.

— Это мне известно, — заметил он более мягко. — Но скажи мне, как ты начинала? Не каждый день бывшая официантка становится преуспевающим дизайнером ювелирных изделий.

— Да, пожалуй, не каждый, — пробормотала Сара, а потом продолжила, подчеркивая каждое слово. Но не каждый день бывшая официантка в течение двух лет вращается в высших кругах. Просто удивительно, как многое можно перенять, даже из собачьей конуры. — Голос ее возвысился, но она быстро перешла на более спокойный тон: — Ты знал, что я люблю рисовать.

Его серые глаза были спокойны.

— Мне было известно, что ты часто скрываешься в солярии, когда бываешь расстроена. Лишь после твоего отъезда я нашел там кипу твоих набросков.

— В этом я находила отдушину. Рисование успокаивало меня.

— Но как ты перешла от рисунков к живым изделиям?

Если не считать нескольких глотков воды, которые Сара время от времени отпивала, она уделяла еде, приготовленной миссис Флеминг, не больше внимания, чем Джеффри. Она застенчиво посмотрела на него.

— Когда оказываешься в чужом городе и у тебя кончаются деньги, то начинаешь читать всякие маленькие объявления. В моем случае этим городом был Туксон, а в объявлении в витрине ювелирного магазина говорилось: «УКРАШЕНИЯ. ДОЛЛАР ЗА ШТУКУ».

Лицо Джеффри выражало абсолютное спокойствие.

— А что ты делала в Туксоне?

Разговор теперь переходил на слишком чувствительную тему, касавшуюся того времени, когда они разошлись. Обращаясь мыслями в прошлое, в тот полный боли период, Сара почувствовала, как видимость самообладания начинает покидать ее, но она изо всех сил старалась держать голову высоко.

— Пожалуй, можно сказать, что я странствовала. Уехав отсюда, я не могла вернуться в Айову.

— Не могла?

Против воли ощутив себя, как будто ей сделали строгий выговор, Сара отвела взгляд. Но он лишь упал на его руку, лежавшую на подлокотнике кресла. Мягкий темный пушок выступал из-под манжет, очень сильные пальцы лежали подчеркнуто расслабленно. Она вспомнила, как любила гладить эти пальцы, как вовлекала их в сладкую эротическую игру. Правда, особых трудов для этого в те дни не требовалось. Их тела были идеально совместимы, воспламенялись от малейшей искры.

Из осторожности Сара переключила внимание на накрахмаленную белую салфетку, лежавшую у нее на коленях. Потом, испытывая отвращение от сознания собственной слабости, она посмотрела на него более дерзко.

— Против нашего брака была не только твоя семья, Джефф. Как бы мои родители ни хотели меня поддержать, они были уверены, что я совершила ужасную ошибку. Как, по- твоему, почему они ни разу нас не навестили? — спросила она, окинув его пылающим взглядом. — Дело было не только в деньгах. Господь свидетель, сколько раз я предлагала им оплатить проезд. Дело было в них. Они не подходили к твоему миру, и они знали это.

Несколько секунд Джеффри сидел молча, с мрачным видом.

— Ты никогда мне об этом не говорила.

— Я тебе о многом не говорила, — прошептала она, — но это полбеды. — С печальным взглядом, а затем вздохом она вернулась к своей истории. — Как бы там ни было, у меня тоже была своя гордость. Я не могла бежать обратно в Де-Мойн с поджатым хвостом. Мне было гораздо проще написать им о нашем разводе и о том, что я собираюсь немного попутешествовать.

— Разве они не были обеспокоены?

«А разве ты беспокоился?» — спросила она про себя, подавляя боль.

— Я написала, чтобы они не волновались, что ты позаботился о моем финансовом положении. Это была не совсем ложь.

Он взглянул на нее с упреком, но воздержался от слов.

— Итак, все это началось в Туксоне?

Сара лениво ткнула вилкой, подцепив хрустящий кусочек креветки.

— Ты же на самом деле не хочешь, чтобы я рассказывала…

— Хочу.

Его низкий, серьезный тон не допускал возражений. Так же как и пристальный взгляд серых проницательных глаз. К Саре вернулось смущение, которое она отгоняла и раньше, чувство, что она является объектом внимания, выходящего за пределы простой сентиментальности. В конце концов, она решила, что все это плод ее воображения, что его внутренняя напряженность является результатом стресса, в котором он находился после несчастья, произошедшего с Оуэнсами.

— Ты стала продавать свои изделия в Туксоне? — Она кивнула. — Что это были за украшения?

— Сначала в основном сережки, потом браслеты. — Замолчав, она оторвала виноградинку и положила ее в рот. Ощутив сладость на губах, взглянула на Джеффри. — Ты действительно должен это съесть. Очень вкусно.

Ее слова пролетели мимо его ушей.

— Как тебе удалось прожить, по случаю продавая свои украшения по доллару за штуку?

— Это было… испытание. — Губы ее искривились, когда Сара погрузилась в воспоминания. — Скажем так, что некоторое время я жила очень скромно. — Не стоило рассказывать о лачуге, которую она снимала, или о том, что, к счастью, у нее был маленький аппетит. — Вырученных денег мне хватало, чтобы покупать немного материалов: бусины, проволоку и все такое, чтобы начать делать собственные сережки. Продав их, я смогла приобрести лучшие материалы и инструменты. — Она искоса посмотрела на него. — Ты же знаешь, Джеффри, как развивается бизнес. Воспользуйся своим воображением.

В глазах его мелькнула слабая искорка.

— Я пытаюсь, принцесса, но можно сломать голову над тем, как за восемь коротких лет можно несколько долларовых сережек превратить в многомиллионный ювелирный бизнес.

Сара могла бы спросить его об источнике столь точных сведений, если бы не одно слово, произнесенное им так беспечно — «Принцесса». Именно так он называл ее в минуты величайшей близости; это ласковое слово родилось лунной ночью в Колорадо, когда он рассказал ей о своем мире. Принцесса… это было верно только в его объятиях.

Стерев потрясенное выражение со своего лица, Сара откашлялась.

— Они… не кажутся такими короткими, когда их надо прожить. Даже сейчас дни иногда тянутся бесконечно.

Джеффри изогнул свою темную бровь.

— Но это не та бесконечность, что бывает от скуки?

— Конечно. Я люблю свою работу. — Она говорила тихо и искренне, глаза ее светились гордостью.

— Мне приходится ее любить, иначе я не выдержала бы семидесятидвухчасовой рабочей недели.