Вайолет Уинспир - Замок пилигрима

Ивейн распустила волосы, а потом перебросила вперед, позволив тонким прядям свободно падать на левое плечо, и, посмотрев в зеркало, не узнала себя.

Широко открытые глаза без уродливых очков были яркими и полными любопытства. В короткой юбке и пышной блузке с широким ремнем, подчеркивавшим талию, Ивейн выглядела невыразимо прелестно. Она радостно улыбнулась своему отражению, но тут же вспомнила, что ведь, может быть, Ида Санделл не спаслась.

Ивейн отвернулась от зеркала и решила спуститься поискать кого-нибудь. Она чувствовала, что умирает от голода. Наверное, от морского ветерка, который всю ночь дул в окно спальни.

Ивейн стремглав бежала по винтовой лестнице вниз, так что юбка ее развевалась, вниз, вниз, пока наконец не оказалась в коридоре, ведущем в зал, — и выбежала в патио. Солнечный свет струился сверху, девушка, захваченная и очарованная сиянием золота, замерла у двери, восхищенная прекрасной картиной.

В тени, под большим деревом, усыпанным нежно-розовыми бутонами, был установлен плетеный стол, за ним сидел человек с темными, кое-где посеребренными волосами, и с увлечением очищал мандарин. Ивейн уже собралась было тихонько удалиться, но он поднял голову, словно почувствовав ее присутствие, и медленно, медленно обернулся к ней.

— Доброе утро, — сказал он. — Прошу вас присоединиться ко мне, сеньорита Пилгрим.

Она приблизилась к нему и снова почувствовала себя скованно. Несмотря на то, что одет дон Хуан сейчас был не так официально, как вчера, — в золотистый кашемировый свитер и бежевые брюки, — он полностью сохранял холодноватое высокомерие. Встав и держась одной рукой за край стола, он подождал, пока Ивейн не села в одно из плетеных кресел, и только тогда тоже сел. Она заметила, что маркиз вытянул вперед левую ногу, как будто не мог согнуть ее в колене.

— Вы хорошо спали? — Он позвонил в серебряный колокольчик и снова принялся счищать кожуру с мандарина. Его аромат смешивался с запахом роз и скрывающих стены патио вьющихся цветов, названия которых Ивейн не знала.

— Да, благодарю вас. — В его присутствии Ивейн совсем терялась. — Я… я хотела спросить, удалось ли вам узнать что-нибудь о судьбе остальных пассажиров корабля, сеньор?

— Я попросил Эмерито поехать на материк, чтобы навести справки и заодно сообщить властям, что вы живете на острове в качестве моей гостьи.

«Гостья»… Ивейн было так непривычно слышать, что ее называют гостьей, после того как много лет она трудилась, не покладая рук, а обращались с ней как с почти неодушевленным предметом. Она сама прислуживала другим людям, а не они ей, но тут появился слуга, и дон Хуан уже спрашивал ее, что она желает на завтрак.

— Яйца «фламенко»? — Черная бровь вопросительно приподнялась. — Свежие теплые булочки? Мармелад? Мед?

— Да, пожалуйста. — На щеках Ивейн начал проступать румянец. — Все это, должно быть, очень вкусно. И я хотела бы меду.

Дон Хуан повернулся к слуге — тот стоял перед ним, почтительный, внимательный, в безукоризненно белом пиджаке и черных брюках, — и сказал что- то на быстром, четком испанском, который придавал еще больше экзотики всей этой обстановке, в которой оказалась Ивейн.

— Я уже позавтракал. — Дон Хуан бросил взгляд на ее юбку и блузку. — Кофе, булочки и фрукты. Вижу, что мои указания по поводу одежды были выполнены. Сегодня утром вы уже меньше похожи на бедного подкидыша.

— Я очень благодарна вам за эту одежду, дон Хуан. Я… я даже не знаю, как вас отблагодарить.

— Думаю, мы найдем какой-нибудь способ, — загадочно ответил он. Солнце проникало сквозь ветви дерева, покрытого розоватыми цветами, и согревало все вокруг. Лишь взгляд этих темных глаз оставался холодным. — Ваша жизнь внезапно изменилась самым неожиданным и драматическим образом, сеньорита Пилгрим. Разве вы не испытываете радостное волнением от того, что, так сказать, стоите на пороге новых открытий?

— Сейчас я чувствую себя довольно растерянной. — Ивейн робко осматривалась, обводя глазами мавританскую плитку пола, высокие арки сводчатых переходов, стены цвета старого, темного золота и осыпающиеся под ветром лепестки цветов. Бил фонтан, пересвистывались птицы, невидимые в листве деревьев сада завораживающей красоты, в зарослях которого, впрочем, могла скрываться и змея. Все это слишком походило на сон, и Ивейн ни на секунду не забывала, что в любой момент ее могут окатить ледяной водой. Она была настороже. Она очень хорошо выучилась этому за свою такую короткую жизнь, напоминавшую хрупкий кораблик, который едва держится на холодных волнах огромного, безбрежного, глубокого моря.

— Вам нужно учиться не жить прошлым, — строго сказал дон Хуан, прервав ее мысли. — Поверьте, сеньорита, память может рисовать самые яркие картины, но вы достаточно молоды, чтобы стереть из нее мрачные воспоминания и дать место новым, светлым.

— Ну, пока все еще слишком живо стоит перед глазами, чтобы можно было забыть. — Она дотронулась до бутона, который упал с дерева на стол. — Мне станет легче, когда я узнаю, что с миссис Санделл ничего не случилось.

— Однако вы не были счастливы, служа у этой женщины?

Ивейн покачала головой:

— Она была немного груба со мной, но все равно — утонуть!

— Мы, испанцы, верим в то, что каждый — мужчина или женщина — должен выполнить то, что назначено ему судьбой. А, вот идет Луис с вашим завтраком. — Дон Хуан поднялся и взял свою палку с серебряным набалдашником. — Мне нужно заняться делами, так что я пока оставлю вас. Изучайте все вокруг, знакомьтесь с животными, а если вам захочется почитать — моя экономка проводит вас в библиотеку, она в морской башне. И помните — выбросьте из головы все мрачные воспоминания. Будьте молоды и беззаботны, потому что довольно скоро придет день, когда вы уже больше не сможете наслаждаться такой беспечностью.

Дон Хуан отвесил ей небольшой испанский поклон, и Ивейн смотрела, машинально вертя в руках бутон, как он хромает прочь, высокий и смуглый, и вскоре скрывается под аркадами замковой галереи.

Луис расставил перед ней на столе блюда: яйца со сливочным маслом, теплые хрустящие булочки, мед в горшочке и серебряный чайник с такой же чашкой.

— Спасибо. — Она улыбнулась слуге, но, как и Альма, он был очень сдержан, понимая, что девушка не привыкла к тому, чтобы с ней обращались как с госпожой.

Он смахнул лепестки со стола и удалился прочь. Ивейн почувствовала, что ее, не промолвив ни слова, унизили. Дон Хуан сказал: «Mi саsа es tu саsа» [8] mi саsа es tu саsа — Мой дом — твой дом (исп.) . Но для его слуг она была незваной и нежданной гостьей.

Они видели, что у нее нет уверенности тех, кто был рожден повелевать и принимать услуги. Они знали, что она всего лишь горничная.