Светлана Бестужева-Лада - Сандрильона из Городищ

Впрочем, сам виноват. Аэлита была девушкой сугубо неопытной, приступами головной боли, дикой усталости и прочими «уважительными причинами» увиливания от исполнения супружеских обязанностей не пользовалась. Во-первых, не знала, что так можно поступать, а во-вторых, не испытывала в этом необходимости. Первые не слишком приятные ощущения быстро забылись и стерлись, а на новые она пожаловаться не могла.

Мэтр же испытывал не многим ведомое сладостное чувство Первого Наставника и Единственного Учителя. Все, что Аэлита умела, — она узнала от него. Все, что узнавала, — было его заслугой. Ну и так далее, пусть опять-таки каждый домысливает в меру своей начитанности.

А между тем кульминация истории свершилась и пора переходить к тому, что называется развязкой. Мы давным-давно знаем, что все самое интересное начинается только после свадьбы. Самое интересное для читателей и порой самое страшное — для героев.

Так и случилось.

В одно далеко не прекрасное утро, месяца три спустя после самоустранения Нины Филипповны из генеральской квартиры, Аэлита проснулась от легкого прикосновения к плечу и, полусонная, потянулась навстречу любимому. Уже давно он не будил ее на заре, а в таких пробуждениях было нечто неуловимое.

Но ее порыв оказался прерванным в самом начале. Ибо это движение было последним, которое смог сделать Игорь Александрович перед тем, как потерять сознание. Сказать что-либо у него уже не было ни сил, ни времени.

Первоначально Аэлита сама чуть не лишилась сознания от испуга. Вот так, на ровном, что называется, месте человек бледнеет, синеет и практически перестает дышать… Так что несколько драгоценных минут было потеряно вовсе не из-за злого умысла, как потом кое-кто утверждал, а исключительно из-за шокового состояния молодой женщины, которая, как это ни странно, впервые в жизни увидела тяжело больного человека вообще. Тем более — умирающего.

Потом, конечно, всплыл в памяти спасительный пароль «03», начались бессмысленные переговоры с диспетчером, на вопросы которого Аэлита была не в состоянии толково ответить, мучительное ожидание машины и, наконец, приезд врачей в черной, по чьему-то изысканно-садистскому повелению, униформе. Выговор за то, что не обрисовала четкой картины приступа, и поэтому приехала не «кардиологическая», а обыкновенная «скорая». И приговор: «Обширный инфаркт. Госпитализация без вопроса, хотя можем и не довезти».

В отделение реанимации Аэлиту, естественно, не пустили. И ее заявление о том, что она жена, не вызвало ничего, кроме скептических усмешек. В конце концов главный из врачей, оглядев Аэлиту с ног до головы, изрек: «Вы его жена? Тогда тем более не пущу. Больному нужен полный покой и минимум острых ощущений».

Несколько часов болталась она по больничному вестибюлю, пока, наконец, не увидела снова того самого «главного» врача и не бросилась к нему с немым вопросом. А тот, уже порядком уставший, на ходу бросил:

— Если у больного, кроме вас, есть близкие родственники, лучше им сообщить. Детям там, внукам. Он может не дожить до завтра.

Аэлита, как сомнамбула, направилась к телефонной будке во дворе и набрала тот номер, по которому никогда не звонила, но тем не менее знала наизусть — номер генеральской дачи в Архангельском.

— Нина Филипповна, не кладите трубку. Игорь Александрович в больнице, если вы поторопитесь, то можете успеть…

— Так я и знала! — услышала она в ответ то, что могла предсказать заранее.

Но только эту фразу. Дальнейший текст она предположить не могла:

— Что с ним? Сердце? Сию минуту выезжаю. Сиди в больнице, никуда не уходи, можешь понадобиться. Все, пока.

Аэлита вернулась в вестибюль, уселась в самом дальнем углу и мрачно задумалась — не столько о настоящем, сколько о будущем.

К роли молодой безутешной вдовы, тем более незаконной, она была решительно не готова. Хотя бы потому, что никаких ощутимых выгод ей эта роль не давала. Мэтра она по-своему, но любила, других мужчин замечала лишь постольку-поскольку. И вообще рассчитывала лет двадцать как минимум прожить полноценной, обеспеченной жизнью.

Потом, конечно, все возможно, но что с ней будет после сорока лет, Аэлиту пока не волновало. Этот возраст казался ей таким же далеким и нереальным, как полеты на Марс. Хотя, казалось бы, прекрасно видела, что и сорокалетним, и пятидесяти-с-лишним-летним людям ничто человеческое не чуждо и от жизни нужно ой как много. Но это — другие, а то — она.

О завещаниях и прочих «прелестях» послепохоронных будней Аэлита знала только из книг. В том кругу, в котором она выросла, о завещаниях слыхом не слыхивали хотя бы потому, что вещь это была сугубо бесполезной. А то, что разыгрывалось вокруг фамильных поместий, драгоценностей и солидных денежных сумм в романах из «ихней» жизни… Так и это — не для нее. Хотя бы потому, что никакого завещания Игорь Александрович, естественно, не писал и не мог писать. Да и свадьбы-то пока не было.

Из квартиры выкинут, благопристойно, с соблюдением правил хорошего тона, но выкинут. И если Нина Филипповна может снова поиграть в благородство и какое-то время потерпеть, то мама-генеральша, женщина изначально простая и незатейливая, таких тонкостей не поймет и не одобрит.

Обратно — в Городищи? Да лучше сразу — под тот же скорый фирменный поезд, на котором она когда-то приехала покорять столицу. Покорила…

И ведь что особенно смешно: с московской пропиской, которую ей, кстати, «сделала» Нина Филипповна, никто в студенческое общежитие не возьмет. Даже в гостиницу не пустит. Вот уж воистину «ловушка для Золушки»!

За невеселыми размышлениями Аэлита пропустила появление Нины Филипповны и очнулась только тогда, когда ее окликнули вполголоса:

— Аля, поезжай… поезжайте домой. Здесь вам делать нечего, он по-прежнему без сознания. Скоро приедут его родители… я думаю, вам с ними лучше пока не встречаться.

Подмечено было абсолютно точно: такой встречи Аэлите хотелось меньше всего. Поэтому она покорно поднялась и пошла к выходу. Ссутулившаяся, потерянная… И вопреки всякой логике, Нина Филипповна ее пожалела. Правда, лишь на какое-то мгновение. Поскольку растрачивать время на подобные эмоции было непозволительно.

Ровно через час после ее приезда у постели больного собрался консилиум в составе таких медицинских светил, которые соответствовали бы генеральному секретарю, если бы подобные должности не вышли из моды.

Стоит ли говорить о том, что все закончилось благополучно? Лечение пошло, и двое суток спустя врачи объявили, что жить пациент будет, но лишь в том случае, если будет жить по-другому. То есть никаких перегрузок, волнений, спиртного, сигарет, острого, жирного, соленого, сладкого… Из напитков желательны минеральная вода и некрепкий чай. Соки, естественно, поскольку — витамины. И главное — свежий воздух и покой, покой и свежий воздух. Медицина же сделала все, что было в ее силах. В общем, как говорится, «извините за внимание, спасибо за беспокойство».