Мишель Селмер - Самый первый раз

Пейдж немного напоминала ему его самого — такая упорная, сосредоточенная на работе. С тех пор как он расстался с Эшли, он не видел ничего вокруг себя, кроме нужд ранчо, почти не выбирался в город. А когда он решил низвергнуть Рейфа Кэмерона, он перестал и думать о чем-то другом. Только встретив Пейдж, он испытал потребность в компании.

Впрочем, он должен был тщательно выбирать эту компанию. Он не мог позволить себе быть раскрытым, убив четыре месяца на подготовку плана. Надо сохранять инкогнито до церемонии, на которой он прольет свет на все их темные делишки — если, конечно, сможет их обнаружить. Пейдж, похоже, была достаточно далека от персонала «Надежды Ханны», и в этом баре он вряд ли встретит знакомых, которые предпочитали бар теннисного клуба, где пили скотч восьмидесятилетней выдержки и хвастались друг перед другом своими достижениями. Кроме того, он все-таки изменился за пятнадцать лет, которые безвылазно провел на ранчо в горах. Там ему нравилось намного больше, чем здесь; он не был создан для сидения в офисах и крысиных бегов деловых воротил — черта, которую он, по-видимому, унаследовал от матери.

Пейдж сидела, кусая губы, но руку не убирала. Возможно, ей нравилось ощущение? Ему точно нравилось. Если все пойдет как задумано, этим дело не кончится: пожалуй, стоит положить конец добровольному воздержанию.

— Думаю, ничего страшного не случится, если я устрою себе свободный вечер, — наконец сказала она. — Но завтра утром мне надо быть на работе, поэтому, боюсь, я не смогу остаться надолго.

— Будешь дома до того, как мой пикап превратится в тыкву, обещаю.

— И я хочу сразу все прояснить. — Она вытащила руку из-под его. — Это не свидание. Мы можем быть друзьями, но не больше.

— Друзьями так друзьями, — согласился Брэндон.

Друзья ведь бывают разные.

Пейдж откинулась на спинку стула и отпила вина. Бар постепенно заполнялся; в семь часов начнется живая музыка, и, что бы ни говорила Пейдж, Брэндон обязательно пригласит ее потанцевать. Еще пара бокалов, и он определенно сможет легко убедить ее. Даже сейчас было заметно, что вино начинает оказывать свое действие.

Пейдж посмотрела на него сквозь ресницы. У нее были странные глаза: в офисе ему показалось, что они голубые, но в этом освещении они были почти фиолетовыми.

— Ты на меня пялишься, — заметила она.

Он облокотился о стол, наклонился вперед:

— Пытаюсь понять, какого цвета у тебя глаза.

— Зависит от настроения. Иногда голубые, иногда фиолетовые.

— И о чем говорят фиолетовые?

— Что мне хорошо.

Брэндону стало интересно, в какой цвет их красит возбуждение и доведется ли ему проверить это.

— Мы весь вечер говорим обо мне. Расскажи что-нибудь о себе, — попросила Пейдж и добавила: — Только не говори, что нечего особенно рассказывать. У всех есть что рассказать.

Он, конечно, не собирался рассказывать ей всю правду, но он знал, что чем меньше лжи, тем меньше надо запоминать, поэтому решил держаться так близко к правде, как было возможно, не раскрывая его истинной личности.

— Вообще-то я из Калифорнии, — начал он. — Родился не так далеко отсюда. Мой отец живет неподалеку.

— Вы видитесь?

— Давно не встречались.

— Ты сказал, что твоя мать умерла, когда ты был маленький.

— Передозировка.

Это не было официально признано самоубийством только потому, что она не оставила предсмертной записки. Все, кто знал Дениз Уорт, знали и то, что она была достаточно несчастна, чтобы свести счеты с жизнью, в том числе и из-за постоянных измен отца. Хотя Брэндону было всего четырнадцать, ее смерть стала последней каплей: они с отцом почти не разговаривали с тех пор. Он всегда был любимчиком матери, тогда как Эмма была папочкиной принцессой — и осталась ею до сих пор, насколько он знал.

— Есть братья или сестры? — спросила Пейдж.

— Сестра. Не виделись пятнадцать лет.

С того дня, как он уехал в частную школу на Восточном побережье. Он слышал, что она вышла замуж и ждала первого ребенка; вряд ли ему придется исполнять обязанности дяди, он даже не был уверен, что когда-нибудь увидит ребенка.

— Большой срок.

— Это долгая история.

— Очевидно. Невозможно поверить, что такой хороший человек, как ты, может так долго помнить обиду.

Брэндон усмехнулся:

— Ты едва меня знаешь. Вдруг я только прикидываюсь хорошим.

Она немного подумала, потом покачала головой:

— Нет. Ты забыл, я ведь стилист-консультант и разбираюсь в людях. То, как ты разговаривал с той продавщицей, невозможно подделать. Ты любишь людей. Ты хороший.

Может быть, даже слишком хороший и определенно слишком доверчивый. Эшли преподала ему этот печальный урок. Впрочем, о ней ему хотелось думать меньше всего.

— Значит, я тебе нравлюсь, — заключил он, ухмыляясь. — Раз я такой хороший.

— А может, я не люблю хороших парней? — Она допила вино. — Может, я люблю негодяев?

Похоже, вино ударило ей в голову: она начинала заигрывать с ним. Брэндон наклонился к ней, не сводя с нее глаз:

— Знаешь, я могу быть отъявленным негодяем.

Возможно, ему показалось, что цвет ее глаз стал глубже; в любом случае все становилось интереснее.

— Как так получилось, что у такой красивой девушки нет парня?

— А кто сказал, что его нет?

— Если бы был, ты бы не стала работать в пятницу вечером. И уж точно не сидела бы тут со мной.

— Сейчас для меня самое важное — работа. У меня нет времени на отношения.

Именно такая женщина и нужна ему сейчас — которая не станет ждать или требовать обязательств. С каждой минутой Пейдж все больше нравилась ему. Большая часть женщин, попадавшихся ему в жизни, бросались на него с выпущенными когтями, а у нее не хватало на него времени, и это было ново и интересно. Конечно, если бы она знала, кто он, время нашлось бы.

— А почему у тебя нет девушки? — спросила она.

Он усмехнулся:

— А кто сказал, что ее нет?

— Если бы она была, ты не сидел бы тут со мной.

Туше.

— Ну, у меня была невеста.

Пейдж нахмурилась:

— Не сложилось?

— Она изменила мне с одним из ребят, управляющих ранчо.

Она поморщилась и покачала головой:

— Не понимаю изменщиков. Если ты несчастлив с человеком, почему бы просто не уйти от него?

У Эшли было множество причин цепляться за него, но она не была с ним счастлива, не собиралась хранить верность ему, если верить словам, которые она бросила ему в лицо, когда он вышвырнул ее из своего дома. Хотя надо признать, что ей удалось провести его: какое-то время он думал, что она всем сердцем любит его.

— Ты тоже пережила нечто подобное? — спросил Брэндон.

— Нет, я поняла это, глядя на приятелей моей матери. Впрочем, моя мать была совсем не подарок.

— Почему?

Она помедлила: