Эва Киншоу - Молния над океаном

Бенджамин был искрометен и красноречив, буквально несколькими фразами передавал то, что ему посчастливилось заснять на пленку. Он источал столько обаяния, что хватило бы на целую компанию.

Гости Бирс-хауса слушали его затаив дыхание, и по восхищенному выражению их лиц Симона поняла, что они унесут с собой в сердцах не только заботу о судьбе дикой природы, но и воспоминание о человеке, в котором неразрывно переплелись мудрость, сострадание, сила и редкостный магнетизм.

— Все было так хорошо! — сказала Симона по дороге к своему коттеджу. Бенджамину потребовалось почти полчаса, чтобы вырваться из объятий возбужденный аудитории, и все это время Симона простояла в сторонке, терпеливо дожидаясь его.

— Спасибо, — негромко отозвался он.

— У тебя усталый вид, — заметила она. Бенджамин усмехнулся и сказал в ответ:

— Не каждый день приходиться осваивать новые тропы.

— Но согласись, что это здорово!

— А тебе приходилось серьезно заниматься спортом? — повернулся он к ней.

— Еще как! — улыбнулась она. — Я в детстве раз и навсегда преодолела страх высоты, поэтому обожала карабкаться по скалам и крутым горным тропам.

— Ты гармонично развитая личность! — констатировал он. — Может быть, ты еще летаешь на воздушном шаре, ездишь на водных лыжах и прыгаешь с парашютом?

— Нет, пока что, нет, но я с удовольствием попробовала бы все, что ты назвал. Насчет водных лыж и парашюта не стану утверждать, но полетать на воздушном шаре я мечтала всегда!

— В таком случае, тебе должно понравиться путешествие на воздушном шаре над Атлантикой, — сказал он. — Старт на рассвете, как только солнце поднимается над горизонтом. Впечатления неповторимые!

Дойдя до коттеджей, они остановились.

— Бенджамин…

— Да?

— Ты не мог бы зайти ко мне на минутку?

Бенджамин невозмутимо поглядел на нее и быстро, словно боясь, что она передумает, зашел внутрь.

— Присаживайся! — сказала Симона и включила свет. — Чашечку кофе?

— Спасибо! Сиди, я сам его сделаю.

Симона опустилась в кресло и задумчиво посмотрела на Бенджамина.

— Что-нибудь случилось? — печально спросил он, принеся кофе и усевшись напротив нее. — Я тебя никогда не видел такой серьезной…

— Ты не мог бы пояснить мне, откуда у тебя, канадца, такая привязанность к экзотическим странам?

Бенджамин пожал плечами.

— Австралию я открыл для себя еще в юности. А про Африку читал у Хемингуэя.

— Понятно. Я о такой страсти знаю из книги Карен Бликсен, но ведь ею двигали иные причины, нежели в случае с тобой?

— Помнится, она стремилась выйти замуж за любимого человека. — Бенджамин помолчал, потом продолжил. — Наверное, мной двигала страсть к самоутверждению вопреки воле отца. Видишь ли, его всегда раздражали мои художественные наклонности, которые, в противовес ему, поощряла мать, она художница, пишет маслом. Мама оказалась на редкость удачливой на этом поприще, хотя, должен признаться, иногда она бывает чертовски эксцентричной даже на фоне нашей артистической богемы.

— Отцу не понравилось, что ты пошел по ее пятам? — спросила Симона. — Но почему?

— Мое ремесло, хотя и сочетает в себе науку и технику, но без творческого воображения все снятое тобой будет мертво. В глазах же отца, что живопись, что фотография, что кинодокументалистика — все одним миром мазано. Он был бы рад, если бы я занялся каким-нибудь другим респектабельным и доходным делом, стал наследником империи Роков, а не увлекался ненужным самовыражением и самоутверждением. Но в двадцать три года родительская опека меня просто бесила.

— Ты отправился в Африку в двадцать три года?

— Да, — кивнул Бенджамин. — Я вообще люблю играть только по-крупному. После пяти лет зубрежки и смертельной скуки в юридическом колледже я кинулся в Африку для того, чтобы победить или умереть. Кроме того…

— Пожалуйста, рассказывай дальше!

Бенджамин, прищурив глаза, посмотрел на нее.

— В положении наследника семейного богатства есть что-то нелепое и унизительное. Ты поневоле заражаешься клаустрофобией, потому что сплошь и рядом твое имя и наследство значат гораздо больше, чем ты сам. На мое счастье, отца больше занимал Вильям, поэтому я имел возможность время от времени ускользать из-под родительского влияния. Тогда-то я и решил, что своими руками создам свое благополучие и не возьму из кармана отца ни цента.

— Ты хочешь сказать, что начал с нуля? — круглыми глазами посмотрела на него Симона. — Но как тебе это удалось?

— Я стажировался в юридической фирме, защищая степень бакалавра, и получал побочный заработок. Кроме того, в свободное от учебы время подвизался светским фотографом — делал свадебные и юбилейные альбомы и прочее в том же роде.

Симона откинулась на спинку кресла.

— Ты все еще злишься на отца? — тихо спросила она.

— Уже нет. Он изменил свое отношение ко мне, и важную роль здесь сыграли два обстоятельства. Первое, когда он, и ранее не одобрявший мое увлечение Кэтлин Эверсон, после свадьбы Вильяма заявил, что ума у меня, возможно, все-таки побольше, чем у моего брата.

— Понятно. А второе обстоятельство?

— На одном из светских вечеров его познакомили со знаменитым кинодокументалистом, по странному совпадению также носящим фамилию Рок!

Симона прыснула от смеха.

— Возвращение блудного сына! — воскликнула она.

— Или прозрение блудного отца! Думаю, сразу после того, как утихнет неизбежный скандал в связи со свадьбой брата, мы сможем нормально, по-человечески общаться.

— На него произвел впечатление твой творческий и финансовый успех? — спросила Симона и тут же поспешила добавить: — Впрочем, с возрастом люди часто становятся мягче.

Бенджамин помолчал.

— Отец уговаривает меня наконец-то остепениться и осесть, — как бы вскользь заметил он.

— О нет! — вырвалось у Симоны.

— Не надо так пугаться, — рассмеялся Бенджамин. — Я вот уже десять лет живу только собственным умом.

— Я не про это… Я просто представила, что с тобой может произойти, если ты окажешься с ним рядом.

Он с интересом посмотрел на нее.

— Опасаешься, что отец будет оказывать на меня отрицательное влияние?

— А ты этого не опасаешься?

— Разумеется, нет! — Глаза Бенджамина озорно блеснули. — Симона, скажи, а ты уверена, что до сих пор не питаешь ко мне некоторого сердечного расположения?

Мисс Шарне отвела взгляд.

— А что, разве я похожа на ту, которая способна не замечать, какие щедрые подарки преподносит ей судьба? Как можно не оценить такого неотразимого и талантливого человека? — разрумянившись, ехидно спросила она.

— Что же, не стану обременять тебя. Спокойной ночи и хороших снов, Симона!

Он поднялся и принялся убирать со стола.