Гермина Блэк - Любовное кружево

Когда Гиффорд приехал домой, секретарша и медсестра уже ушли. Будучи абсолютно уверенным, что на рабочем столе скопилась куча корреспонденции, он уже взялся за ручку двери своего кабинета, когда услышал телефонный звонок.

Подойдя к столу, он снял трубку и довольно резко проговорил:

— Доктор Хардинг слушает!

— Привет! — послышался в ответ женский голос. — Как здорово, что ты еще не ушел!

— Простите, кто…

— Только не говори, что ты совсем забыл меня, — весело перебила женщина.

«Что за черт», — подумал Гиффорд, нахмурившись.

— Гифф! Это же я, Афина! Вернулась из дальних странствий. Вспоминаешь?

— Прости, пожалуйста, я просто…

— Простить за то, что ты даже не узнаёшь мой голос?

На самом деле он забыл не только ее голос, но и вообще о ее существовании ровно в тот момент, как покинул Ментону.

— Прости мою рассеянность, — поправился Гиффорд. — Как дела?

— Пока жива, как ты догадываешься. В сентябре нам не удалось попасть в Лондон. Вместо этого папочка отправил меня в Америку, в Нью-Йорк, где я должна была приготовить дом к его приезду.

Гиффорд вспомнил, что когда-то ему попалась на глаза статья о деятельности миллионера. Тот начинал какое-то новое дело. От Геркулеса Зонопулоса постоянно ждали чего-нибудь новенького. Гиффорда всегда возмущало, с каким подобострастием пресса описывала его затеи, неизменно подчеркивая, во что это обходится. Порой он задумывался, кто имеет большее значение для бульварной прессы: лопающиеся от денег магнаты или слегка одетые дамочки, застенчиво прикрывающие на фотографиях свой пупок? Все-таки деньги важнее, решил Гиффорд. Остальное слишком быстро надоедает.

— Откуда ты звонишь? — поинтересовался доктор.

— Из дома, из Клэриджа. Папа уехал один — на сафари, если хочешь знать!

— Здорово! Значит, он совсем поправился.

— Да. По этому поводу он послал тебе письмо. Как ты можешь догадаться, он опять совмещает приятное с полезным. В Кимберли он хочет встретиться с одним человеком, совладельцем нескольких шахт, которые его интересуют, — пояснила Афина. — Потом он собирается принять участие в сборище, которое организует Ван Делсон. Но я объявила забастовку. Мне захотелось вернуться в Лондон, а поскольку я исправно всюду сопровождала его в этом году, папочка соблаговолил отпустить меня. Как насчет вечера, Гифф? Ты не можешь приехать поужинать со мной?

— Мне очень жаль, но боюсь, что это невозможно. Сегодня я ездил за город, и у меня дел по горло.

— А завтра? — Не дав ему ответить, Афина продолжила: — Нет, приезжай сейчас! Ты же не простой врач, которого могут вызвать на службу в любую минуту! Не сомневаюсь, что тебя разрывают на части, но неужели нельзя уделить мне часок-другой?

Мольба не подействовала.

— Дело не в этом, — откликнулся Гиффорд. — Просто я действительно чертовски занят всю неделю. Подожди минутку, я посмотрю свое расписание. — Выдвинув ящик стола, он достал ежедневник, в который секретарша тщательно заносила все планируемые деловые встречи, и, нахмурившись, принялся его изучать. — Мне действительно жутко неудобно, но до субботы ни единого просвета, а на уик-энд ты, скорее всего, уедешь за город?

— Нет. Суббота — это замечательно, — быстро проговорила собеседница. — Значит, в половине восьмого — у меня. О'кей?

— Большое спасибо. Значит, в субботу.

— Прекрасно! Я постараюсь, чтобы тебе не было скучно. И пожалуйста, без церемоний. Ты меня устраиваешь таким, какой есть.

— Ты очень любезна, — рассмеялся Гиффорд.

— Не-е-т, это вы, мистер Хардинг, сама любезность, — весело возразила Афина. — Ну, до субботы.

В трубке послышались гудки.

Гиффорд с отвращением к самому себе положил трубку. Если бы у него было больше времени, он смог бы найти приличный повод отказаться от приглашения. Меньше всего ему хотелось снова окунаться в суету того мира, в котором жила Афина. Отодвинув телефон в сторону, Гиффорд сделал запись в блокноте. Самолюбию мисс Зонопулос был бы нанесен серьезный удар, если бы она узнала, что через пять минут доктор Хардинг снова напрочь забыл о ней.

Поужинав в одиночестве, Гиффорд устроился с книгой на диване, наслаждаясь покоем. Но постепенно от воспоминаний великого хирурга его внимание переключилось совсем на другое. Перед глазами стоял образ миловидной девушки с густой копной темных волос.

Сияющие счастьем золотистые глаза, казалось, были совсем рядом; в ушах звучало мягкое контральто, в котором уже не было ни единой резкой нотки.

«Я уверена, что рождена для танца».

Гиффорд нервно загасил сигарету в пепельнице, стоящей на столике рядом, и резко встал. Черт побери, к чему все это? Ведь он уже принял твердое решение.

Если в случае с суетливой Афиной пословица «С глаз долой — из сердца вон» полностью себя оправдывала, то по отношению к другому человеку применить ее было более чем затруднительно.

Когда такси в пятый раз за последние десять минут остановилось перед светофором, Оливия беспокойно взглянула на часы. Впрочем, волноваться причин не было. Даже если ничего не изменится и придется проторчать здесь четверть часа, она все равно почти не опоздает. Поэтому девушка лишь вздохнула и откинулась на сиденье, покрытое холщовым чехлом.

После относительной тишины пригорода, где миссис Морнингтон сняла дом, и даже после забитого транспортом магистрального шоссе интенсивность движения и шум лондонских улиц казались невероятными — и все-таки это был Лондон! Снова Оливия ощутила себя крохотной частичкой бьющегося сердца огромного города.

Такси медленно продвигалось вперед. Перестав думать о предстоящей встрече, Оливия мысленно вернулась к своему последнему посещению Уимпол-стрит, когда доктор Гиффорд Хардинг сделал свое окончательное заключение. Она была так счастлива сознавать, что оно действительно «окончательное»! При расставании доктор сказал: «Прощайте. Еще раз желаю вам удачи. Нет нужды говорить, что я буду с огромным интересом следить за вашей карьерой». Когда Оливия вышла на улицу, захлопнув за собой дверь, которой так боялась когда-то, ее охватило ощущение, что вместе с последней встречей от нее ушло нечто существенное. Она собиралась многое обсудить с доктором, но с первых же минут своего посещения — время было строго указано медсестрой, ответственной за прием посетителей, — Оливия почувствовала иную, очень деловую атмосферу в знакомом кабинете. Медсестра еще успела доверительно шепнуть, что доктор «в жуткой запарке».

Он был по-прежнему дружелюбен и обаятелен; только при встрече Оливия поняла, насколько она по нему соскучилась. Но к этому чувству примешивалось и нечто иное. Не всегда же ему напускать на себя такой неприступный вид?