Джейн Портер - Южная страсть

— У меня не было ненависти к Клайву. Он был мне все равно что брат. В свое время я был готов сделать для него все что угодно.

— И все-таки ты злишься, когда тебе приходится говорить о нем.

Софи била дрожь, но не от холода, а от еле сдерживаемых эмоций, вихрем бушевавших в ней.

Лон вздохнул и легким движением погладил ее по спине.

— Я не хочу обвинять его. Его нет с нами, он не может защитить себя. Но я признаю, мне пришлось нелегко, когда все закончилось так, как закончилось. Мне было горько оттого, что он тебя оставил одну, в тяжелом финансовом положении, от всего, что он сделал после того, как увел тебя у меня.

— Лон, Клайв не уводил меня…

— Он знал, что я собирался сделать тебе предложение. — Рука Лона замерла. — Я увидел хорошее кольцо, но мне захотелось узнать мнение Клайва. Он знал тебя, знал твои вкусы. Он согласился, что кольцо тебе понравится. Я его купил.

Софи окаменела. Каждый ее мускул желал протестовать.

— Но ведь мы с тобой никогда не флиртовали и только раз поцеловались.

Лон пожал плечами.

— Я не хотел тебя торопить. Ты заканчивала университет, и я рассчитывал дать тебе время. Я намеревался ухаживать за тобой как полагается.

Софи уловила насмешку в его голосе. Он издевается над собой. Издевается над своими добрыми намерениями. Он предполагал ухаживать за ней, поступить как подобает джентльмену. А на деле оставил дверь открытой, и вошел Клайв.

Софи закрыла глаза и спрятала лицо на груди Лона.

— Ты, Софи, не знаешь, как я боролся с собой, узнав, что Клайв сделал тебе предложение, когда меня не было в стране. Я не мог поверить, что он так обошелся со мной. Не мог поверить… — Лон поджал губы. — Прошло много времени, прежде чем я его простил.

Пальцы Софи вцепились в его рубаху. Она не сразу обрела голос:

— Я понятия не имела.

Лон издал резкий звук, обозначавший раздражение.

— Я не собирался тебе говорить. — Он накрутил ее волосы на ладонь и слегка потянул. — Мне и сейчас говорить не следовало. Я плохо умею проигрывать.

— Да не о проигрыше речь! Вопрос в том, возможен ли свободный разговор. Раз мы близкие друзья, если мы друг другу… верим… значит, мы должны говорить обо всем на свете открыто и честно. — (Совсем рядом с плечом Лона по ветке пробежала изумрудно-зеленая ящерица.) — Мы должны уметь говорить о Клайве. О нас. О жизни. Говорить правду.

Уголок рта Лона приподнялся в горькой улыбке. Он погладил одну бровь Софи, как бы ощупывая кость.

Софи шумно вздохнула: прикосновения Лона что-то с ней делают. Каждый раз. Каждое касание. Она не может не откликаться. Даже легчайшее прикосновение к брови рассыпало искры по всему ее телу. Ей захотелось прислониться к нему и разлиться по нему. Ей захотелось большего.

Больше, и больше, и…

— О Клайве. О нас. О жизни, — задумчиво повторил Лон; его палец опять прикоснулся к нежной коже под изогнутой бровью. — Правды много.

— Но мы выдержим, да? Мы обязаны выдержать, — сказала Софи осипшим голосом.

Голубые глаза Лона потеплели. Он чуть тряхнул головой и посмотрел на Софи.

— Ты неправдоподобно красивая.

Она не могла больше говорить. Ей оставалось только смотреть вверх, на Лона, и желать, желать, желать.

Так было при их первой встрече на балу для учащихся Лэнгли и Элмсхерста. Клайв, в свойственной ему хозяйской манере, предложил Лону пригласить Софи на медленный танец, и Софи испугалась.

Никогда прежде она не знала таких медленных танцев, как с Алонсо Хантсменом. Он не был похож на подростка. Он был сложен как взрослый мужчина. В тот вечер его руки обвивали ее талию, его ладони лежали на ее спине, она чувствовала каждый изгиб его бедер. Она ощущала его тепло, а он вел ее с непоколебимой уверенностью. В том спортивном зале, украшенном желто-синими бумажными вывесками и связками воздушных шаров, Софи чувствовала себя хрупкой, маленькой, изящной.

Но то, что было тогда, так и осталось для Софи мечтой. Чем-то далеким, придуманным. Нереальным.

Софи заметила, что гроза прекратилась. Капли дождя еще шуршали в листве, но солнце уже пробилось сквозь облака, и джунгли окутал пар. Птицы пронзительно кричали, снизу поднимался запах влажной плодородной земли.

И опять Софи пронзила дрожь, когда прозвенел голос Лона:

— Дождь кончился. Нам лучше вернуться.

Уже почти стемнело, когда они добрались до лагеря. В сумерках Софи различила на реке небольшой катер. Два человека сидели на корточках вблизи их с Лоном импровизированной стоянки. Навес развалился, и пальмовые листья были разбросаны вокруг. Застигнутая врасплох, Софи захотела быть поближе к Лону.

При их приближении двое мужчин поднялись. Оба были одеты очень просто: один — в шортах, футболке и красной бейсболке, второй — тоже в шортах и желтом дождевике.

— Флип, — обратился Лон к человеку в красной бейсболке, — вы рано приехали.

— Нужно вывозить вас отсюда, — спокойно отозвался Флип. — Становится весело.

Лон не стал задавать вопросы. Он только перебросил рюкзак товарищу Флипа, взял Софи на руки, войдя в реку, усадил ее на корме катера и сказал:

— Надень спасательный жилет.

Она послушалась и заняла место в середине. Лон поместился рядом с ней. Он расслабился, почти что развалился на сиденье, но взгляд его оставался напряженным.

Человек в желтом дождевике сел напротив Флипа. Эти двое не разговаривали между собой. Было видно, что они очень сосредоточенны. Происходит что-то серьезное, подумала Софи, и от сосредоточенности гостей у нее по коже побежали мурашки.

Что случилось? Может быть, Федерико вычислил, где они прячутся? Или что-то еще?

Катер медленно двинулся вверх по реке, удаляясь от водопада. Наступила ночь, и только лунный свет рассеивал темноту. Река была широкой и тихой. Единственным признаком присутствия цивилизации были береговые фонари, указывающие местонахождение старого летнего домика.

Софи уже не могла выносить тягостное напряжение. Она склонилась к Лону и спросила вполголоса:

— Что он имел в виду, когда сказал, что «становится весело»? Только не отмахивайся от меня. Мы договорились насчет правды.

— Приехал Мигель Вальдес, босс Федерико.

— У Федерико есть босс?

Ее наивность могла бы вызвать улыбку, если бы опасность не была так велика.

— Федерико не купит бутылку молока, не спросив разрешения у Мигеля Вальдеса.

Флип знаком велел им умолкнуть. Катер приближался к массивному стальному мосту. Над их головами проносился поток горящих автомобильных фар, который издали можно было принять за светящуюся горизонтальную балку. А когда мост остался позади, их вновь поглотила тьма.

Через несколько минут Флип завел катер в незаметную бухту. Мотор тихо гудел. Из-за самого толстого из деревьев, окружавших бухту, дважды сверкнул фонарь.