Элеонора Глин - Причуды любви

Все недоумевали, к какой, собственно, национальности принадлежит великий финансист Френсис Маркрут.

Он был английским подданным и даже несколько походил на англичанина. Высокий и стройный, со светлыми волосами и глазами, он обладал той безукоризненно выхоленной наружностью, которой далеко не всегда можно добиться даже с помощью самого лучшего камердинера. Свое платье Маркрут носил со спокойной, бессознательной грацией, составляющей особый дар англичан. Не было у него и никакого акцента, только несколько своеобразная манера говорить. Но Маркрут! С таким именем можно было явиться откуда угодно. Никто ничего не знал о нем кроме того, что он баснословно богат и десять лет тому назад приехал в Лондон не то из Парижа, не то из Берлина, не то из Вены и немедленно приобрел большое влияние в деловом мире, а год спустя в некоторых кругах стал даже всемогущим.

У него был роскошный дом на Парк-лейн, где он устраивал приемы, но только для очень узкого круга.

Наблюдательные люди, у которых есть время думать, что в наше время случается весьма редко, заметили, что с самого своего приезда он не позволил себе ни одного не интересного или не нужного ему знакомства. Если приходилось из соображений дела знакомиться с нежелательными людьми, Маркрут общался с ними исключительно в рамках деловых отношений, Он твердо ограждал себя от более близкого знакомства с этими людьми и никогда сам не посещал их. Остальных своих знакомых он выбирал с большим разбором и всегда с какой-нибудь определенной целью. Одним из его принципов был следующий: «Только глупец ставит себе ограничения».

В данный момент финансист сидел, куря дорогую сигару, в своем кабинете, окна которого выходили в парк. Он был, вероятно, лет сорока пяти от роду или около того, и если бы не глаза — мудрые, как у змеи, ему можно было бы дать на десять лет меньше.

Прямо напротив него и против света в большом кожаном кресле сидел молодой человек. Посетители Френсиса Маркрута всегда сидели против света, тогда как сам он — спиной к нему.

Относительно национальности его гостя не могло быть никаких сомнений — он самым очевиднейшим образом был англичанин. Если бы вы захотели послать на всемирную выставку самый великолепный образец этой нации, то вряд ли нашли бы кого-нибудь лучше. Он скорее принадлежал к нормандской ее ветви, чем к саксонской, потому что волосы у него были темные, но глаза — ярко-голубые, и породистость во всех чертах и движениях проявлялась так же ясно, как в каком-нибудь чистокровном скакуне, выигравшем приз в дерби.

Френсис Маркрут всегда докуривал свою сигару до конца, если позволяло время и если сигара была хороша, но лорд Танкред (Тристрам Лоример Гвискард, двадцать четвертый барон Танкред из Рейтса, графство Сьюфоли) рассеянно бросил свою сигару в камин, затянувшись ею раза два, как если бы был чем-то взволнован. И он действительно был взволнован и, продолжая разговор, рассмеялся с некоторой горечью.

— Да, Френсис, друг мой, игра моя проиграна; мне уже тридцать лет и, по-видимому, единственное, что мне осталось, это эмигрировать в Канаду, по крайней мере на время, и устроить там себе ферму.

— Рейтс, кажется, заложен и перезаложен? — спросил Маркрут.

— Да, и мои северные владения тоже. Когда моей матери отойдет ее вдовья часть, на мою долю останется очень мало. Я, впрочем, не горюю, я довольно-таки хорошо пожил, прежде чем эти проклятые радикалы так испортили жизнь.

Финансист утвердительно кивнул головой, и молодой человек продолжал:

— Мои предки спустили все, что могли, так что мне осталось очень немного, а жить надо же было…

Френсис некоторое время задумчиво курил.

— Разумеется, — сказал он наконец, — вопрос только в том, как долго можно плыть по течению, отдавая себя на волю случая. Это медленное утопание, впрочем, кажется мне чрезвычайной игрой. Вы когда-нибудь читали Мюссе «Rolla» [1] Герой одноименной поэмы французского поэта Альфреда де Мюссе (1810–1857 гг.), олицетворение печали и разочарования (здесь и далее примечания редактора). ?

Вы имеете в виду человека, которому пришел конец и к которому была так добра эта маленькая девочка? Да, читал, но что из того?

— Вот вы напоминаете мне этого Ролла.

— Ну, что вы, мои дела все-таки не так плохи! — воскликнул лорд Танкред и рассмеялся. — Я могу еще собрать несколько тысяч фунтов стерлингов даже здесь, а затем поеду в Канаду. Там, кажется, можно заработать деньги, если есть маленький начальный капитал, а жизнь на открытом воздухе ведь так приятна! Я размышлял об этом сегодня, когда ехал к вам, и хотел сказать, что собираюсь отправиться в Канаду в конце ноября и потому не смогу двадцатого числа приехать к нам стрелять фазанов, если вы будете так добры и пригласите меня.

Финансист полузакрыл глаза, как делал всегда, когда ого занимали важные мысли.

— У вас ведь нет никаких особых пороков, Танкред, — произнес он. — Вы не игрок, не очень увлекаетесь дорогими женщинами. Вы достаточно образованны… для спортсмена, и в палате лордов вы произнесли несколько вполне приличных речей. В сущности, вы скорее лучший представитель вашего клана, чем худший, поэтому будет очень жаль, если вам придется сдаться и уехать в колонию.

— Ну, не знаю! Я собственно не в таком положении, когда приходится сдаваться, — отозвался молодой человек, — только вся эта здешняя комедия начинает мне надоедать. Мы дали толпе, невежественной и ничего не понимающей, право голоса и пришли к тому, что теперь можно раздавить любого человека. Я старался держаться как можно дальше от политики и рад этому.

Френсис Маркрут встал с кресла и опустил штору — жалкое сентябрьское солнце пробовало заглянуть в комнату. Если бы лорд Танкред не был так занят своими мыслями, он заметил бы, что хозяин дома чем-то озабочен. Но он ничего не видел, мысли его витали далеко, поэтому он чуть не вздрогнул, когда спокойный голос проговорил:

— Я хочу сделать вам одно предложение, и, может быть, вы найдете его подходящим. Видите ли, у меня есть племянница, она вдова и очень привлекательной наружности. Если вы женитесь на ней, я заплачу все ваши долги и дам ей царское приданое.

— Господи Боже мой, что вы такое говорите! — вскричал лорд Танкред.

Финансист слегка покраснел, и в его глазах появился стальной блеск. Однако восклицание лорда могло иметь несколько значений; поэтому он, не повышая голоса, спросил:

— Что, собственно, заставило вас призвать имя Бога?

— Да все решительно! — ответил лорд Танкред. — Во-первых, сама мысль о женитьбе, а во-вторых, — предложение жениться на незнакомой женщине только для того, чтобы заплатить долги. Согласитесь, что это несколько необычно!