Сьюзен Барри - Ковер грез

Пита не раз слышала о ней от Майка, поскольку именно она была его няней, и ей сразу же стало легче.

— Неужели это та самая миссис Беннет?.. — спросила она.

— Да. Она — часть «Грейледиз» и почти такая же древняя, как наш дом.

— Кажется, вашему дому уже больше ста лет?

— Я не совсем точно выразился: миссис Беннет под семьдесят, а дому — около семисот лет.

— Вот здорово! — восторженно воскликнула Пита. — Обожаю старинные дома. Во Франции их полно, но они совсем не такие, как английские поместья. А Майк очень любил свой старый дом, много рассказывал о нем, и я наверняка узнала бы его с первого взгляда. Если только мне доведется его когда-нибудь увидеть, — тотчас поправилась она, вовсе не желая, чтобы у слушателя сложилось превратное впечатление. — Я представляю, как выглядит парк, представляю развалины старой обители… И я знаю, что на лугах пасутся тучные коровы. Майк почему-то их очень любил… — Пита вдруг осеклась, снова ощутив настороженность своего спутника. — А на террасе там павлины, — спустя мгновение решила продолжить она. — По крайней мере, гуляли, когда там жил Майк…

— Майк жил там так давно, что едва ли павлины или коровы дожили бы до настоящего времени, — сухо заметил Джеффри.

— Да, конечно, — поспешно согласилась Пита.

— А приверженность Майка старому дому, столь трогательная в ваших глазах, меня не умиляет, — хмыкнул он.

В душе Питы вдруг поднялась волна негодования — в конце концов, Майка уже нет в живых! К тому же он отличался множеством милых свойств характера, которыми Джеффри Вентворт, по мнению девушки, наверняка не обладал. Она сочла за благо промолчать, но сперва ей пришлось закусить губу. Машина уже достигла сердца лондонского Вест-Энда и выехала на Пикадилли. Затем Вентворт повернул налево, и через минуту они подъехали к одному из старейших отелей, единственному в своем роде. Еще через пять минут Джеффри на глазах у Питы расписался в регистрационном листе; с номерами явно не возникло никаких затруднений. Когда же она увидела свою комнату, у нее, привыкшей к более скромному жилью, захватило дух. Номер показался ей просто великолепным, несмотря на то что отличался более строгим стилем, нежели апартаменты в лучших континентальных отелях. Гостиничная прислуга, впрочем, была не столь подобострастна, как там, но Джеффри Вентворта здесь явно знали и относились к нему с большим почтением.

Спустя какое-то время Пита вдруг остро ощутила несоответствие своего внешнего вида здешней обстановке. Просто-напросто сравнила себя с женщинами, что встретились ей на лестнице. Правда, после тех сверхмодных нарядов, которые Пита постоянно видела на Лазурном берегу, туалеты их выглядели несколько безвкусно, но все равно в их облике угадывалось нечто такое, чего явно недоставало ей самой.

У Питы не было возможности поговорить с Вентвортом, так как он сразу же удалился в свой номер. Осмотрев ванную комнату, которая на эту ночь целиком поступила в ее распоряжение, девушка решила принять ванну и должным образом изменить свой внешний вид. По этикету ведь следует переодеваться к ужину, тем более в таких отелях. А у Питы было по крайней мере одно вечернее платье, в котором не стыдно показаться на людях. Оно помялось, пока лежало в чемодане, но она повесила его на плечики у открытого окна, и через несколько минут оно приобрело приличный вид. Надев свой вечерний наряд, Пита с удовольствием посмотрела в зеркало. Итак, ее фигура почти идеальна, если не считать некоторой худобы, великолепный загар как нельзя лучше гармонирует со светлыми, золотистыми волосами, а этот горящий молодостью взгляд!..

Опять же прелестное платье… Пита любовно оправила подол. Туалет был одним из последних подарков Майка — ему неожиданно повезло, и он продал картину, которую и не надеялся продать, а потом они вместе выбрали это платье в фешенебельном магазине в Каннах, где цены были, мягко говоря, недоступными. Черное платье с пояском нефритового цвета. К нему невероятно шло изящное жемчужное ожерелье, доставшееся Пите от матери, и маленький крестик в память о ней.

«По крайней мере, теперь ему не будет стыдно за меня, — подумала она, придирчиво осматривая себя в зеркале, прежде чем выйти из номера. — Не то что днем, когда я была в этом ужасном платье». Выйдя из лифта, Пита слегка растерялась. Вестибюль был полон чопорных пожилых господ и пожилых дам в горностаевых боа. Как ни странно, мужчин и женщин помоложе здесь почти не было. Пита прошла через ярко освещенный холл, чувствуя на себе любопытные взгляды респектабельных дам и господ, прежде чем встретилась со своим новым покровителем, который неожиданно появился из бара.

Джеффри тоже изменился. В прекрасно сшитом смокинге, который ему очень шел, он выглядел гораздо лучше, чем Майкл. Пита даже сочла бы его красивым, если бы не его холодный взгляд и высокомерие.

Когда она шла через холл, Вентворт чуть изумленно приподнял брови, как это делали почтенные господа, но вслух никак не выразил своего отношения к произошедшей с ней перемене. Единственное, что ей показалось странным, — это то, что он очень уж поспешно шел с ней в обеденный зал. Она даже слегка запыхалась. Официант, поклонившийся ему и предложивший ей стул, был, очевидно, тоже немало удивлен этим.

— Не желаете ли карту вин? — спросил он. — Я мог бы послать за разносчиком.

— Спасибо, нет, — ответил Джеффри торопливо и, по мнению Питы, не очень-то любезно. — Мы с племянницей сегодня вечером будем пить воду.

При чем тут вода? На юге Франции Пита привыкла к тому, что все здесь, почти от мала до велика, всегда пили вино. Она и сама лет с двенадцати пристрастилась к легкому, совершенно безобидному вину. Но видимо, с этой привычкой придется расстаться — это удовольствие здесь, наверное, слишком дорого. Смущало Питу и лицо спутника, сидевшего напротив и молча поглощавшего суп. Он явно был не в духе. Пита взяла кусок хлеба, и ей показалось, что пальцы плохо ее слушаются. Если бы он улыбнулся или просто ободряюще посмотрел на нее, наверное, не возникло бы этого неприятного чувства — ее как будто подташнивало. Несомненно, его недовольство каким-то образом связано с ней.

Пита коснулась золотого крестика на шее и вспомнила, что мать частенько трогала его, что приносило ей душевное успокоение. А Пите так не хватало человеческого сочувствия после ее возвращения из долгих странствий на полузабытую родину.

Вдруг Джеффри Вентворт посмотрел на Питу, и по выражению его лица она поняла, что он собирается сообщить ей что-то нелицеприятное.

— Простите, — обратился он к ней, — если я затрагиваю личное, но вам обязательно надо было сегодня вечером надевать именно это платье? Я хочу сказать, нет ли у вас другого?