Марта Поттерс - Время не властно

— Вы уже выбрали? — спросил он.

— Э… пока нет. — Она снова уткнулась в меню, но слова сливались, а буквы прыгали в ее глазах.

— Советую попробовать cannelloni из морепродуктов — это одно из моих любимых блюд, — сказал Алан. — Lasagna тоже очень хороша, а спагетти и фрикадельки здесь лучшие в городе.

Дороти захлопнула меню и вымученно улыбнулась.

— Все звучит одинаково чудесно. Я, пожалуй, попробую cannelloni.

— Отличный выбор, — одобрил Алан. — А как насчет салата «Цезарь» для начала?

— С удовольствием, спасибо, — ответила Дороти, думая, что все, глядя на них, ошибочно полагают, что у них свидание.

Она взяла бокал с водой в надежде, что ледяная жидкость ослабит напряжение, медленно сжимавшее ее словно тисками. Ей давно не назначали свиданий. Во время маминой продолжительной болезни она практически все свое время посвящала уходу за ней.

Когда появился официант, Алан сделал заказ, а Дороти тем временем еще раз обвела взглядом зал. Она заметила двух мужчин и высокую темноволосую женщину в синем платье с блестками, которые направлялись к музыкальным инструментам.

— Хотите бокал вина? — спросил Алан, переключая ее внимание на себя.

— Нет, спасибо, я воздержусь, — ответила Дороти, решив, что его присутствие и без того действует опьяняюще.

— Расскажите побольше о себе, — попросил Алан, когда официант отошел от них.

Дороти подняла на него глаза и подумала про себя, что Алан Латимер — самый привлекательный из всех мужчин, которых она до сих пор встречала. Она нервно проглотила слюну.

— Мне почти не о чем рассказывать.

Алан подался вперед и упер локти в край стола.

— Если не о чем рассказывать, тогда позвольте мне сделать несколько предположений. Ваша фамилия О'Хансен, значит, в вас течет ирландская кровь?

— Да, я отчасти ирландка, — призналась Дороти.

— Какая же часть в вас наиболее ирландская? — спросил он лукаво и широко улыбнулся, показав ровный ряд зубов.

Дороти засмеялась. У нее не хватало сил противостоять озорному веселью, искрившемуся в глубине его поразительно синих глаз.

— Ну конечно, волосы, — продолжал он, и его взгляд сделался оценивающим. — Вам говорили, что у вас очень красивые волосы?

От этого простого комплимента у Дороти сперва перехватило дыхание, после чего бросило в жар.

— Нет. Спасибо, — пробормотала она. — Точно такие же были у моей мамы. Я ирландка по материнской линии.

— Разве не по отцовской?

Дороти потупилась и отпила еще глоток из своего бокала.

— О’Хансен — фамилия моего отчима, — сказала она. — Он меня удочерил, когда женился на маме, но потом они развелись.

— Да, помню, вы говорили, что ваш родной отец расстался с матерью еще до вашего рождения, — сочувственно вздохнул Алан. — А ваша мать когда-нибудь рассказывала вам, почему он ушел?

Прежде, чем Дороти успела ответить, юный помощник официанта поставил на стол маленькую корзинку с булочками, и тут же по залу полились первые такты популярной любовной песенки — это начало играть трио.

Дороти обернулась на звуки музыки. Женщина, которую она видела идущей к эстраде, теперь стояла перед микрофоном. Она запела голосом низким и чувственным, умоляя возлюбленного вернуться к ней. Несколько пар поднялись из-за ближайших столиков и направились на маленький танцевальный круг.

— У нее приятный голос, — сказала Дороти, обрадованная тем, что песня дала возможность увести разговор от ее отца.

— Да, — согласился Алан, и тут как раз подоспел официант с салатами.

Во время ужина Дороти удавалось удерживать разговор на общих предметах. Она подробно рассказала Алану о своих занятиях с Алмазом. Музыкальное трио продолжало развлекать ресторанную публику, и Дороти заметила, что танцевальная площадка почти не пустела.

— Как насчет десерта — или, может быть, вы хотите кофе? — спросил Алан, когда официант унес тарелки.

— Кофе, пожалуйста, — улыбнулась Дороти. — Все было так вкусно, большое вам спасибо.

— На здоровье, — сказал он. — Но вечер еще не закончился. Мы, кажется, единственные, кто еще не танцевал. Думаю, это следует исправить, а вы как считаете? — Он очаровательно улыбнулся, и сердце Дороти пропустило один удар.

— Я вообще-то… — пробормотала она.

— Вы говорили, что танцуете. — Алан встал.

Дороти продолжала колебаться.

— Да, но я…

— Обещаю не наступать вам на ноги, — пошутил он.

Дороти подняла на него глаза. В его глазах блестел явный вызов. Собравшись с духом, она тоже встала и впереди Алана пошла к танцующим. Сейчас музыканты играли душещипательную балладу о том, как кто-то разбил чье-то сердце. Ступив на паркетный пол, Дороти повернулась к Алану и, секунду спустя, оказалась в его объятиях.

Едва они прикоснулись друг к другу, как цепная реакция крохотных взрывов пробежала по всем ее жилкам, лишив способности дышать. Кожу болезненно закололо иголочками, словно от удара током. По телу прокатилась жаркая волна, а за ней нахлынуло желание…

Алан, закрыв глаза, вслушивался в чувственную мелодию. Он признался себе, что намеренно выбрал именно этот ресторан, чтобы снова получить возможность заключить ее в объятия. Сейчас он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не сжать губами нежную мочку ее уха, не покрыть поцелуями стройную шейку. Каждый шаг, каждое движение сильнее разжигало в нем огонь, готовый поглотить его целиком.

От Дороти пахло весной и дикими цветами, и этот запах щекотал ему нервы. Внезапно Алан почувствовал, что по ее телу пробегает едва ощутимый трепет, и его утешила мысль, что она, как и он, взволнована.

Для Дороти прикосновение рук Алана оказалось более сильным испытанием, чем она могла представить себе. Каждая ее клеточка, каждый нерв настроились на волну обнимавшего ее мужчины. Мужской запах заполнил ее, заставлял еще отчетливее ощущать прикосновение его мускулистого поджарого тела.

Они словно танцевали вместе всю жизнь, а не несколько коротких минут. Она предвидела каждый шаг, каждый поворот, ее ноги почти не чувствовали земли. И она молилась, чтобы песня не кончалась никогда.

Но вот музыка постепенно затихла, прекратилась совсем… И когда он выпустил ее, она едва сдержала разочарованный стон.

— По-моему, получилось неплохо, — сказал Алан хрипло.

Дороти только и могла, что кивнуть. Легко касаясь пальцами спины Дороти, он повел ее назад к столику.

Когда они вновь уселись, появился официант с двумя чашками кофе. Алан молча глядел, как Дороти наливает себе сливки, ее лицо пылало, губы слегка дрожали, и ему мучительно захотелось снова ощутить их вкус. Он попытался втолковать себе, что его влечет к ней так сильно лишь потому, что последние два года после смерти Этель он вел жизнь отшельника. Но Алан знал, что обманывает себя.