Кэрри Фрезер - Шелест нежных слов

— А-а… — протянул он, снова улыбнувшись, отчего Джойл почувствовала дрожь в коленках. — А может быть, мы могли бы помочь друг другу? Если я усажу девочку в машину, не согласитесь ли вы подбросить меня до почты — это как раз напротив клиники? — Он показал трубку с комиксами. — Я, как всегда, тянул до последней минуты, а потом оказалось, что машина… м-м-м… не заводится. А мне нужно успеть к девяти тридцати, не то фургон, забирающий экспресс-отправления, уже отойдет. Представляете, что будет, если комиксы не придут вовремя? Меня оштрафуют!

Он взглянул на часы и с ужасом обнаружил, что было уже девять тридцать одна.

— А, ч… — Донован вовремя прикусил язык, с которого уже готово было сорваться проклятие.

— Не волнуйтесь о времени, — торопливо и отрывисто, заразившись его волнением, заговорила Джойл, передавая ему дочку и придерживая дверь, чтобы дать им забраться на сиденье рядом с водителем. — Когда приедете на почту, спросите Одри, она занимается отправкой. Официально они прекращают прием в девять тридцать, но грузовик редко приезжает раньше, чем без пятнадцати десять. Я точно знаю, мне часто приходится высылать покупки по почте, все клиенты всегда хотят получить их побыстрее.

Она закрыла за ними дверцу, обошла вокруг машины и села за руль. Как она мечтала о чем-нибудь подобном!

Едва они съехали с обочины, как подбородок Евы снова угрожающе задрожал. Дон быстро сунул ей остаток пончика. Девочка взяла его, с интересом повертела в руках и откусила кусок. Крупинки сахарной пудры разлетелись во все стороны. Девочка жевала, поглядывая, как он с некоторым опозданием принялся пристегивать их обеих ремнем безопасности.

— Нравится? — спросил Донован.

Все-таки она была прелестным ребенком. Ева показала на крупинку пудры, которая висела на груди его черной кожанки.

— Жельтий, — ясно произнесла она.

Он указал на другую крупинку, что была у него на рукаве, стараясь не обращать внимания на дорогу и пугающе высокую скорость, с которой они ехали.

— Красный! — воскликнула девочка.

— Почти угадала, — поправил художник. — Она розовая.

Ева посмотрела на крошку, а потом снова на него.

— Красный! — продолжала настаивать она.

Он кивнул, пусть будет по ее. В конце концов, так и бывает, если мужчина провел какое-то время с женщиной. Фанни тоже добивалась, чтобы все было, как она хотела, а когда он не соглашался, делала его жизнь невыносимой.

Ева ткнула пальчиком в его глаз:

— Синий!

Он успел перехватить ее крошечную ручку, иначе ребенок мог бы повредить радужную оболочку. Затем показал на ее глазки, ласково надавив на пухлую щечку:

— А у тебя — карие.

Девочка хихикнула от удовольствия.

— Карий! — Она была согласна.

Она высвободилась из-под ремня безопасности и встала у него на ноге, уткнувшись личиком в плечо.

Машина свернула на главную улицу. Джойл оторвала глаза от дороги, взглянула на Дона и проговорила:

— Вы уж простите ее. Она обычно не идет к чужим…

— Ну, не такие уж мы чужие, — ответил Дон, поудобнее обхватывая девочку. — Она и мой пес — большие друзья. Я частенько вижу, как они играют, когда копаюсь с машиной во дворе.

Да, я знаю, подумала Джойл. Она приходит домой и бормочет что-то о «дяде» и «собачке». И я тебя тоже видела. Неужели ты можешь быть еще привлекательнее вблизи? Или это только потому, что ты держишь мою дочку, а нам обеим так нужен папа?..

Она резко затормозила, едва не проехав мимо клиники, смущенная мыслями, затем припарковалась с аккуратностью, которая показалась ему удивительной после такой сумасшедшей езды по городу.

Джойл отстегнула ремень и попыталась взять Еву. Донован почувствовал, как маленькие острые ноготки впились ему в плечо.

— Нет! — твердо проговорила девочка.

— Ева, — спокойно произнесла мать. — Мистеру Ирвину нужно на почту, а нам надо идти к… игрушкам в клинике.

— Нет! Дядя. Ева.

— Может, легче будет на улице, — предположил Дон, открывая дверцу.

Держа ребенка на руках, он выбрался из машины. Джойл обошла вокруг и достала его трубку с комиксами.

— Ну ладно, девочка, нам пора, — ласково проговорила она, отцепляя ручонку дочери от воротника кожанки.

Ева уцепилась за Дона другой рукой.

— Мой!

— Нет, доченька, он не наш, — сказала Джойл, разжимая и второй кулачок. Потом до нее дошел смысл ее слов. — В смысле не твой, — торопливо и виновато поправилась она. — Он собачкин.

Донован прямо смотрел на нее синими глазами. Девочка вырывалась из рук матери и тянулась к нему, крича:

— Дядя! Мой!

Мгновение Донован стоял неподвижно. Потом он сообразил, что драгоценные секунды уходят, а посылка до сих пор у него в руках. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного — ребенок звал его, протягивая к нему руки.

Но Ева всего лишь малышка, сказал он себе рассудительно, притом простуженная и с температурой. Она не знает, что делает. Она не знает его. Это не настоящее чувство, а просто результат половинки пончика и пары мужских рук, чьи объятия, кажется, пришлись ей по душе. Он никогда не видел мужчины в доме Джойл Харольд. Ребенок, наверное, просто истосковался по отцовской любви.

Джойл видела, какими несчастными глазами Донован смотрел на Еву, и попыталась его успокоить. Что он должен подумать о них? Дочка плачет, зовет его, а она уставилась на него, как какая-нибудь изголодавшаяся по любви кошка.

— Все в порядке, — сказала Джойл, пытаясь взять в руки себя, а заодно и девочку. — Она успокоится, как только мы войдем внутрь. — Покачивая дочку на руках, она поднялась к двери клиники. — Спасибо за помощь. Не забудьте спросить Одри. До свидания.

И кое-как справившись с ребенком, сумочкой и тяжелой стеклянной дверью, она вошла внутрь.

Донован еще некоторое время постоял на месте, пытаясь переварить все, что случилось с ним за последние пятнадцать минут. Из его автомобиля откачали бензин, самого подвергли резкой критике и даже угрожали. Затем он, наконец, повстречался со своей чертовски привлекательной соседкой, которая смотрела на него так, что мужчина повпечатлительней растаял бы на месте, и в довершение ее трехлетняя дочка завела с ним роман.

Господи, подумал он, наконец, повернув в сторону почты. В такой обстановке даже Вэл не сохранил бы хладнокровия.

Джойл качала дочку на руках. Девочка плакала, не переставая с тех нор, как ее обследовали и сделали укол.

— Скоро будет здорова. — Доктор Гудман, худощавый пожилой мужчина в очках с двойными линзами и бледно-голубом халате, писал рецепт, время от времени весело поглядывая на них поверх очков. — Но меня немного беспокоишь ты сама. У тебя ужасный вид. Знаешь, мир не перевернется, если ты позвонишь брату и признаешься, что тебе одной трудно ухаживать за старой Анни. Он наверняка не откажется приехать помочь вам.