Лора Грэхем - Твоя навеки

Как ни глупо это звучало, — и Мик скорее дал бы себя четвертовать, чем сознался в этом вслух, — но в самой глубине души он продолжал лелеять некий образ женщины, которая не была бы дешевой эгоисткой и расчетливой хищницей, как многие из тех, с которыми сталкивала его жизнь, женщины, которая умеет любить и бескорыстно отдается этой любви, женщины, своей мягкостью и чуткостью помогающей сгладить жестокость окружающего мира.

— Мик! — Улыбка на лице Фэйт угасла, когда она увидела, как молча стоит он на пороге и сосредоточенно, почти хмуро, глазеет на нее. Сердце испуганно заколотилось, и она начала лихорадочно перебирать, чем именно могла вызвать его недовольство.

Помощник шерифа нахмурился еще больше.

— Немедленно оставьте пылесос, миссис Уильямс. Почему в конце концов кто-то другой должен печься о вашем здоровье?

— А что страшного в том, что я немного приберусь?

— Черт возьми, вы же беременны и не должны напрягать себя тяжелой работой.

Сколько жизнь ни трепала Фэйт, полностью сломать ее она все же не успела. Стремление к самоутверждению все еще жило в душе Фэйт, и сейчас глаза ее невольно сверкнули, а мягкие, нежные губы сложились в твердую линию. Наружу рвались слова о том, что пылесосить пол вовсе не означает подвергать себя риску, что беременность не инвалидность, и все такое в том же роде. Но Фэйт ничего не сказала: она слишком хорошо знала, что возражать мужчине небезопасно.

Однако Мик уловил искры в ее глазах, увидел, как дернулся вверх подбородок, и ему неудержимо захотелось ухмыльнуться.

— Давайте, давайте, — бросил он, за грубоватостью тона скрывая улыбку, — сворачивайте работу, леди.

Очень не понравилось Фэйт словечко «леди». Таилась в нем какая-то насмешка, и она заподозрила, что насмешкой и исчерпывается отношение к ней этого человека. Снова подступили слова обиды, и снова они остались невысказанными.

Подождав еще немного, Мик лениво отвернулся. Если женщина не в состоянии за себя заступиться, это ее проблема, и он здесь ни при чем.

Его равнодушие задело ее больше, чем все его грубоватые словечки. Слишком долго все, что она чувствовала и переживала, не имело значения, слишком долго ее топтали и мешали с грязью, заставляли ощущать себя ничтожеством и били только потому, что она не успевала вовремя погладить рубашку или разогреть ужин.

Правда, в последние два-три месяца она начала освобождаться от прежнего страха. Перемены могли показаться незначительными, и все же впервые в жизни она стала подозревать о том, что ее чувства и переживания значат не меньше, чем чувства и переживания других, а если так, то никто, никто на свете не имеет права измываться над ней!

Плохо понимая, что делает, Фэйт рванулась вслед за Миком и появилась на пороге кухни в ту секунду, когда он наливал себе кофе.

— Минуточку, мистер Пэриш! — звенящим от волнения голосом сказала она, чувствуя, как пересыхает от страха горло. Боже, она совсем сошла с ума!

Мик, уловив неуверенность и даже страх в ее интонации, неторопливо обернулся и прислонился к стойке, стараясь держаться как можно более мирно.

— Да, мэм? — негромко отозвался он, размешивая кофе в чашке.

— Мне… — О Господи, опять этот панический ужас, и в комнате сразу не хватает воздуха, и сердце вот-вот не выдержит и лопнет… — Мне… не нравится, в каком тоне вы со мной разговариваете!

Сбивчивость слов, бледность лица яснее ясного дали понять Мику, чего стоило этой маленькой женщине сделать подобное заявление, и в душе его невольно мелькнуло восхищение.

— Что ж, наверное, вы правы, и впредь я постараюсь быть более вежливым, — сказал он мягко.

Фэйт, ожидавшая, что сейчас на ее голову обрушатся все громы и молнии, так и замерла на пороге кухни с открытым ртом.

— В-вы… постараетесь? — спросила она полушепотом.

Мик сделал глоток кофе и невозмутимо заверил ее:

— Да, постараюсь. Не желаете травяного чаю? Я держу его на случай визита соседки, которая тоже ждет ребенка.

Фэйт, не чуя ног, шагнула в кухню. Она почувствовала себя оглушенной. Она ждала землетрясения, а получила в ответ спокойное понимание.

— Что за соседка?

— Наша с вами соседка, Мэнди Лэйерд. Она и ее муж живут сразу за вами.

— А-а!.. И когда она должна родить?

— Кажется, в мае. Чаю?

— Э-э… Да, пожалуйста. — Фэйт продвинулась вперед еще на шаг, все еще в изумлении от того, что на нее не кричат. — Э-э… Мик!..

— Слушаю?

— Вы… вы на меня не сердитесь?

Мик, наливавший чай из заварочного чайника, повернул голову.

— А какого, простите, черта, я должен на вас сердиться?

— Ну как же!.. — А действительно, почему он должен сердиться? Из-за того, что ей не понравился его тон и она об этом сказала вслух? Идиотская причина, если задуматься. Фэйт еще раз набралась духу. — Мне не нравится, когда меня называют леди. Вы… Вы говорите со мной так снисходительно, будто я ребенок. А я давно не ребенок.

Мик водрузил чайничек на плитку и зажег горелку:

— Видите-ли, все зависит от того, с какой стороны на это дело посмотреть, — медленно проговорил он. — Мне уже сорок лет, если вам интересно. Я видел такое, от чего иные седеют на глазах, и после этого ощущаю себя ровесником Мафусаила. Сколько бы вам ни было, в любом случае вы намного моложе меня.

Возразить было нечего, разве только то, что после нескольких лет совместной жизни с Фрэнком Уильямсом она чувствовала себя старухой.

Фэйт с любопытством проследила, как он двигается по кухне с ленивой грацией атлета, открывает ящики, заливает травяной чай кипятком. Казалось просто невозможным, что его огромные ручищи так ловко манипулируют такими хрупкими предметами, как фарфоровый чайничек.

Принимая от него чашку с чаем, Фэйт заглянула в черные, как обсидиан, глаза, и что-то в ней дрогнуло, по телу растеклось тепло, колени задрожали.

— Осторожнее. — Заметив, как трясутся ее руки, Мик отставил свою чашку в сторону. — Фэйт, что-то не так?

Что-то не так? Да, конечно. Она стоит недопустимо близко к мужчине, и, что самое страшное, происходит это по ее воле. И ее очень волнует, что произойдет, если он ее коснется, более того, ей хочется, чтобы он ее коснулся. Боже, неужели она снова даст себя провести? Да ни за что!

Чашка выпала из рук Фэйт и со звоном разбилась, чай разлился по полу. Фэйт стремглав выбежала из кухни.

Мик бросился было за ней, но тут же остановился. А-а, черт! К чему? Суть ее проблем ты в общих чертах знаешь, а влезать в них еще глубже просто глупо. Возьмите себя в руки, сэр, и займитесь своими делами, у вас их достаточно много. Вот так-то!

И тем не менее он все же чуть не побежал за ней. Черт бы побрал его сердобольность!

Словно приходя на помощь, зазвонил телефон. Появился подходящий предлог не догонять Фэйт и не мучить себя обвинениями в бесчувственности и мягкотелости одновременно.