Элла Лерлэнд - Твое обручальное кольцо

— Помоги мне хотя бы доесть салат, — спросила она, чопорно сложив руки на груди.

— Чего ради?

Теперь Джейн пожала плечами.

— Тебе полезны овощи.

Он недоверчиво приподнял брови.

— Что полезного в этой приправе, которую ты размазала по всей тарелке?

— Здесь мало калорий, — торжественно провозгласила Джейн. — В каждой столовой ложке всего тридцать пять калорий. Так сказано в меню.

Он окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом.

— Только не говори мне, будто ты одна из тез женщин, которые помешаны на худобе и хотят, чтобы от них остались кожа да кости.

Джейн поморщилась.

— Разве я так выгляжу?

Он прислонился спиной к стенке кабинки, вытянул длинные ноги и пододвинул к себе ее салат.

— Ты выглядишь очень… здоровой.

— Премного благодарна.

Рон с минуту изучал ее. Всякий раз, когда они были вместе, Джейн беззлобно подшучивала над собой, словно и его приглашая к этому. Он же не верил, что жизнь может быть к кому-нибудь добра. Возможно, поэтому всегда чувствовал себя с Джейн слегка неуверенно.

Кроме того, Рону приходилось сдерживать свое влечение к ней всякий раз, как они оказывались на достаточно близком расстоянии друг от друга.

— Между прочим, это комплимент. — Он поддел вилкой салат. — Худые женщины причиняют мне боль.

Джейн насторожилась. Он не флиртовал с ней. Рональд Бартон ни с кем не флиртовал. Но сейчас, по непонятной причине, он не был таким резким и грубым, как обычно.

— Извини, но большинство мужчин, насколько я знаю, не согласились бы с тобой, — возразила она и деланно вздохнула.

— Возможно, потому что они никогда не были женаты на манекенщицах. А я был. — Рон с хрустом разгрыз листик салата. — Ни калорий, ни вкуса, — пробормотал он, прежде чем отпить глоток кофе.

— Ты говоришь о салате или о бывшей жене?

Рон чуть не поперхнулся и вынужден был взять стакан с водой. Когда из взгляды встретились, Джейн ожидала увидеть гнев разъяренного льва.

— И о том, и о другом, — сухо ответил он.

И вдруг кривая усмешка смягчила суровую линию рта, а вокруг его глаз разбежались веселые морщинки.

Рональд Бартон в свои четырнадцать лет был, должно быть, неотразим. После сорока, он бесспорно, стал опасен. Она с облегчением вздохнула и подождала, пока к ее пульсу вернется нормальный ритм.

— И как давно ты развелся с этой манекенщицей?

— Тринадцать лет назад.

Теплые искорки во взгляде погасли. Джейн сразу стало их не хватать.

— Тебе не хочется говорить об этом?

— Не очень.

Непредсказуемая женщина, подумал он. Искренняя и сочувствующая в больнице, теперь она осмеливается на то, на что не решились бы даже близкие друзья. Она намерена дразнить его, когда он ясно дал понять, что пребывает не в том настроении.

Внутренний голос советовал, а не узнать ли Джейн получше, и Рон предложил выпить в баре после обеда. Бывало, он поддавался влечению к женщине и рано или поздно это приводило к постели, где все зависело от того, как воспринималось его увечье. Джейн Сандерс слишком нравилась ему, чтобы рисковать и проверять, примет она его или нет.

— Угодно ли вам еще что-нибудь? — Официантка стояла возле стола с горячим кофейником, переводя глаза с Рона на Джейн. — У нас есть чудесный фирменный клубничный пирог.

Рон, поймав укоризненный взгляд Джейн, едва сдержал улыбку.

— Конечно, почему бы и нет? Два, пожалуйста.

— Сейчас принесу.

Официантка, захватив пустую тарелку Рона, ушла.

— Стыд и позор, Бартон, соблазнять меня пирогом.

— Не говоря уже о твоих сосудах.

— И это тоже.

В ресторане становилось жарко, даже душно. Джейн расстегнула манжеты и закатала рукава блузки.

— Как ты думаешь, что делает сейчас Мария? — сказала она, посмотрев на Рона.

Он поднял глаза и застыл с вилкой в руке над последним листиком салата, который вопреки всему ел с наслаждением.

— Доктор Фостер кажется первоклассным врачом.

— Да, это так. — Джейн помолчала, потом медленно добавила: — Однако я была бы спокойнее, если бы Мария лежала в обычной больнице.

Рон отодвинул тарелку и взял чашку с кофе. Отхлебнув глоток, он обвел зал ресторана спокойным, пристальным взглядом. Наблюдатель, подумала Джейн. Из тех, кому нужны только факты, в то время как ее всегда интересовали эмоции.

— На суде она хваталась за меня, как утопающий за соломинку.

— На суде она еще надеялась.

— Она надеется и сейчас.

— Разве, Рон? — Джейн покачала головой. — Поставь себя на ее место хотя бы на минуту. Муж использовал ее, как боксерскую грушу, а сейчас получил право единоличной опеки над сыновьями и уже предупредил, что собирается нанести ей новый удар с помощью закона.

— Он может допытаться. — Рон говорил обманчиво мягким голосом, в то время, как во взгляде вспыхнул гнев.

— А теперь, когда она так ранима, другой мужчина, которому она явно верила… оттолкнул ее. Что может сделать закон? Сказать ей напрямик, что она не в состоянии вырастить своего ребенка, вот что! Это варварство!

— Это закон.

— Глупый закон! — резко бросила Джейн.

Изменчивая, вспыльчивая, она волновала мужское воображение. Сейчас Рону было особенно трудно подавить желание узнать Джейн поближе.

— Он призван защищать детей. Я думал, ты всецело за него.

Рон умышленно затягивал разговор, чтобы любоваться игрой света в ее волосах и блеском ее живых глаз.

— Да, но я не могу не сочувствовать Марии.

— Сочувствия и девяноста центов хватит только на чашку кофе. — Рон старался сохранить шутливо-небрежный тон.

— А подавление собственных эмоций приводит к язве желудка.

Джейн отпила вино из бокала и сделала вид, что не заметила внезапной горечи и обиды в его глазах. Этому ей еще предстоит научиться.

— Должно быть, один из нас лучше контролирует себя, чем другой.

— Или убеждает себя в этом.

Подошла официантка с подносом в руках и принесла обещанный пирог.

— Еще кофе? — предложила она, показывая на полный кофейник.

Кивнув, Рон пододвинул свою чашку.

— А вы, мэм, — спросила она Джейн, держа кофейник наготове. — Еще кофе к пирогу?

— Нет, спасибо. У меня есть вино.

Она отпила еще глоток, пока официантка убирала со стола грязную посуду.

— Есть ли шансы возобновить слушание дела Марии? — спросила Джейн, когда официантка ушла.

— Никаких. И на апелляцию шансов нет. Я уже выяснял.

Рон ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. Пиджак он снял раньше, и свободный рукав, аккуратно приколотый к плечу рубашки, привлекал всеобщее внимание. Особенно он веселил хихикающих подростков в кабинке напротив.

— А помилование? Ведь такое бывает.

— Но не в этом штате.

— Но, если бы ты постарался…

Прошло несколько долгих минут, прежде чем Рон ответил — голосом напряженным, словно он сознавался в чем-то позорном.