Шеннон Уэверли - Неожиданный поворот

Внезапно Джилл почувствовала на себе его взгляд, ощупывавший ее от длинных нечесаных волос до босых ног, которые выглядывали из-под ночной рубашки. Достаточно плотная, из непрозрачного шелка, она, однако, так облегала ее тело, что подчеркивала все его формы, и Джилл вдруг почувствовала себя раздетой. Она поспешно села на стул и подперла голову руками, укрываясь от его взгляда.

— Как тебе удалось снести ее вниз?

Эйден заложил малышке в рот новую порцию каши.

— Я нес ее на левой руке, а загипсованная правая служила надежным щитом, чтобы она не упала на пол.

Джилл охватило странное и непонятное чувство.

— Нет, нет, тебе не следовало этого делать, — упрямо повторила она. — Лодыжка могла подвернуться на лестнице, и ты бы полетел вместе с ней.

— Я тоже подумал об этом, а потому спускался, сидя на мягком месте. Ей очень понравилось, — улыбнулся он. — Папа был смешной, да? — спросил он девочку, трепля ее за щечку и осыпая звучными поцелуями. Мэдди одарила его ангельской улыбкой.

Господи! Сколько раз в прошлом Джилл мечтала увидеть малышку на коленях отца! Как ей хотелось, чтобы Эйден понял, какое сокровище имеет в лице своей дочурки! Почему, почему это произошло лишь сейчас, то есть слишком поздно?

— Все же было бы лучше, если б ты позвал меня! — с раздражением заметила она. — И пожалуйста, больше этого не делай. Она такая живая! Оглянуться не успеешь, как выскочит из твоих рук.

— Не беспокойся, успею поймать, — твердо сказал Эйден.

— Нет, не успеешь, — с излишним упрямством повторила Джилл.

Эйден помрачнел, что было особенно заметно из-за осветившего его лицо луча утреннего солнца. На нем появилось вчерашнее выражение — недоуменное, вопрошающее, словно он пытается что-то себе объяснить.

— Ты уже завтракал? — резко спросила Джилл.

— Еще нет.

— А Мэдди, кажется, уже поела. Я возьму ее.

— Не надо. Мне некуда спешить.

— Нет, надо. Я хочу. — Джилл встала и попыталась взять ребенка, но Эйден лишь крепче прижал дочку к себе. Джилл подумала, что они будто играют в перетягивание каната, только канатом им служит Мэдди. — Мне надо переодеть ее в дневное платьице. И ты ведь не смог сменить ей штанишки?

Эйден покачал головой.

— Ну, тогда бери, — согласился он, отпуская руку, обнимавшую Мэдди.

Джилл стала подниматься по лестнице, стараясь не вспоминать о разочаровании, которое она прочла в глазах Эйдена, забирая Мэдди. А как могла бы пострадать Мэдди, если бы он, споткнувшись, выронил ее из рук! Да о чем говорить — беда угрожала ей и внизу: по незнанию Эйден не помешал бы ей залезть в шкаф, где хранились лекарства, или забежать куда не следует.

Снимая с Мэдди запачканную овсянкой ночную рубашку, Джилл нехотя призналась себе в том, что ее недовольство вызвано не столько тревогой за Мэдди, сколько накопившейся в ее душе злостью на Эйдена.

Он не имеет права вести себя подобно заботливому супругу и любящему отцу, демонстрируя тем самым, какой могла быть их семейная жизнь. Это нечестно.

Ибо подобный образ действий совершенно ему несвойствен. А раз так, значит, он ее как бы поддразнивает. Или и того хуже — обманывает.

Ну ладно, она, Джилл, все понимает. А Мэдди?

Что, если за время этой неожиданной интерлюдии она привяжется к отцу? А к нему тем временем возвратится память и он станет прежним Эйденом? Как отразится на девочке, если он уйдет из ее жизни, чтобы больше никогда и не вспомнить о дочери? Мэдди, разумеется, малютка, но лишиться любящего отца, какого он из себя разыгрывает, будет для нее большой потерей.

Джилл надела на Мэдди вязаный костюмчик розового цвета, выгодно подчеркивавший ее большие голубые глаза и светлые волосы, а напоследок, одолеваемая материнской нежностью, осыпала ее поцелуями.

Пусть этот ребенок появился на свет по недоразумению, можно сказать, в результате ошибки, этой оплошности Джилл будет радоваться до конца своих дней. Вся ее жизнь посвящена теперь этому маленькому существу, у нее одна цель — вырастить Мэдди здоровой и хорошо воспитать ее, чтобы она ощущала себя нужной и любимой и обладала чувством собственного достоинства.

В прошлом Эйден не желал и пальцем пошевелить ради благополучия их дочки. Да и теперешний приступ повышенного внимания к ней не сулит Мэдди ничего хорошего. Напротив, он может ей даже повредить. Джилл, конечно, знает — Эйден болен и нуждается во внимании, но не за него в первую очередь болит ее сердце. Главное в ее жизни — Мэдди. И если в интересах девочки — защитить ее от отца, ну что ж, Джилл так и сделает. А Эйдену придется покориться.

Когда Джилл выходила из дома, Эйден находился в своем кабинете, сидя у компьютера — искал «ключ к разгадкам», как говорил он. Она посадила Мэдди в автомобильное креслице, привязала и поехала с ней по разным делам — в химчистку, в банк, на почту, в магазины, — благо за время болезни мужа их накопилось более чем достаточно.

К счастью, малютка любила ездить по городу, а уж кататься в колясках для покупок просто обожала. Бывало, улыбается во весь рот кассирам и продавцам, кричит им «хай» [1] Хай (Hi) — привет. (англ.) Прим. перев. — единственное легко-произносимое слово из ее скудного запаса, — они ей отвечают тем же «хай! хай!», и она рада-радешенька.

Покончив с неотложными делами, Джилл, чтобы побаловать себя, заехала в цветочный магазин и купила горшок фиалок. День уже близился к полудню, и уставшая Мэдди начала капризничать и тереть глазки. Значит, пора домой.

Вернулась Джилл в более спокойном настроении, чем была утром. И сердилась на Эйдена меньше прежнего, найдя, как ей казалось, единственно правильный выход из положения: держать его на расстоянии, не допуская проявления нежных чувств с обеих сторон.

Едва она вошла в дом, неся Мэдди на одной руке и пакеты с покупками — в другой, как раздался телефонный звонок. «Я возьму трубку», — закричала она, не зная, где сейчас Эйден.

Звонил Эрик. Спросил, не может ли она во второй половине дня приютить Брэди. В школе укороченный день, а у Эрика деловые встречи.

— Прости, что звоню в последний момент, Джилл. Если тебе неудобно, могу и отменить встречи.

Нет, нет, она весь день будет дома и рада видеть мальчика у себя.

«Кое-кто тут у нас хочет баиньки», — пропела Джилл, заметив, что у малышки слипаются глаза, подняла ее на руки, вынула бутылку с молоком из микроволновой печи и направилась к лестнице. По дороге она заглянула в кабинет Эйдена. Он все еще был там и сидел в той же позе, что и утром.

С экрана компьютера, у которого он расположился, на его красивое лицо и растрепанные волосы лился неестественный голубоватый свет. Вид у Эйдена был задумчивый и нисколько не веселый. Даже сердясь на него, Джилл не могла не признать, что он проявляет завидную силу воли, стараясь восстановить память и собрать себя воедино.