Кэтрин Бритт - Целитель сердец

— Нет, пожалуй, он страшно напугал меня, когда отшвырнул от выключателя, — ответила она дрожащим голосом, чувствуя слабость в коленях.

Вдруг он обнял ее и, словно утешая, прижал ее голову одной рукой к своей груди. Сладкая дрожь пробежала по ее телу, стук сердца в груди, прижатой к нему, казался ей оглушительным. Она чувствовала его всеми фибрами своей души, ощущала едва слышный аромат сигар, а его низкий успокаивающий голос шептал ей, чтобы она не боялась. Он держал ее так несколько минут, но в ее жизни это были минуты, полные восторга. Он отпустил ее и озабоченно посмотрел в раскрасневшееся лицо.

— Вам лучше? — спросил он.

Она ответила вежливо, с облегчением чувствуя, что ее голос звучит совсем спокойно.

— Чтобы оправиться от шока, вам надо выпить что-нибудь горячее. — Он усадил ее за кухонный стол и приступил к приготовлению напитка с уверенностью человека, знающего, где что находится.

«Нет сомнений, в прошлом он провел не один час на этой кухне с Мари-Роз», — подумала она неуверенно. Дрожь в теле прошла, но рука, которой она провела по своим волосам, чтобы привести их хоть в какой-то порядок, все еще дрожала. Она теперь точно знала, что ей вообще не стоило выходить с Ривом. В действительности же ей следовало благодарить его, ибо если бы она не пошла с ним, то осталась бы на вилле одна и ее столкновение с непрошеным гостем могло привести к более серьезным последствиям. Триша не могла собраться с мыслями и думать ясно. Она лишь чувствовала, что ей очень хочется снова оказаться в его объятиях, и сознание, что он способен вызвать такую тоску, поразило ее слишком сильно, чтобы можно было думать. Она молча, заворожено смотрела, как он умело и быстро готовил напиток и наливал его в бокал.

— Значит, Гортензия не вернулась, — сказал он, протягивая ей напиток.

— Нет.

— Вы не можете оставаться здесь после того, что произошло. Она сказала, в котором часу вернется?

— Нет, — повторила она, осознавая, что они на вилле совершенно одни. Она пила горячий сладкий напиток. В ее голове стучало от сильного удара о дверь, и ей было чуть не по себе и хотелось лечь в постель. — Вам нет необходимости оставаться. Со мной все будет хорошо. Гортензия с мужем вернутся в любой момент.

Он уселся на угол стола:

— Сомневаюсь. Вам действительно нельзя оставаться здесь одной. Я знаю нескольких молодых женщин, которые будут рады устроить вас на ночь. Мне жаль, что так случилось.

Трише удалось слабо улыбнуться:

— Вы здесь не виноваты. Спасибо за напиток. Он помог.

Его глаза изучали ее бледное лицо, к которому постепенно возвращался прежний цвет.

— Цвет вашего лица стал лучше, — удовлетворенно заметил он. — Расслабьтесь и расскажите мне о жизни в вашей Англии.

Она поставила пустую чашку, старательно избегая его пристального взгляда. В обычных условиях находиться с ним одной на вилле было бы настоящим блаженством, однако в данный момент ей меньше всего хотелось чьей-то компании. Все же она предприняла героическую попытку и равнодушно начала рассказывать.

Она поведала о жизни на огородном хозяйстве, обойдя то, как на нее подействовала Мари-Роз и ее выход замуж за Джереми. Мать ушла из жизни совсем недавно, и было, трудно о ней говорить равнодушным тоном, и грустная улыбка увлажнила ее глаза, когда она заговорила о ней. В заключение она рассказала о Сэлли, их огромном нежном пиренейском доге.

— У нее удивительно хорошее расположение духа, она прекрасно ведет себя с детьми и маленькими животными, — закончила она свой рассказ охрипшим голосом.

На его тонких губах появилась понимающая улыбка.

— У нас дома две собаки, и мы их очень любим. — Он продолжал говорить о других вещах, Триша невольно стала моргать сонными глазами.

Рив взглянул на часы:

— Mon dieu! Вам давно пора спать. Слишком поздно везти вас куда-нибудь. — Вдруг он наклонился и нежно поднял ее. — Вы очень устали, mon pauvreenfant [11] Мое бедное дитя (фр.). . Пойдем, я удобно устроюсь в одном из кресел внизу.

Вместе с ней он прошел через холл к лестнице, где она остановилась, словно ей в голову неожиданно пришла какая-то мысль.

— Но будет ли это правильно? В конце концов, вы хирург и люди начнут сплетничать. — Она залилась краской.

Он насмешливо улыбался:

— Весьма признателен вам за заботу обо мне, но консьерж в моем доме знает, что я часто работаю по ночам, и никогда не запирает подъезд до моего прихода, к тому же я уеду отсюда раньше, чем вы проснетесь. Вам, mademoiselle, нечего беспокоиться. Вилла находится в безопасном месте, окружена высокой оградой, отделяющей ее от соседей. Незваный гость вас очень расстроил?

Она покачала головой, затем повернулась и стала подниматься по лестнице.

— Bonne nuit, mademoiselle. Выспитесь хорошенько.

— Bonne nuit, monsieur, — ответила она и поднялась вверх, зная, что он смотрит ей вслед.

Было уже совсем светло, когда Тришу разбудил надрывавшийся дверной звонок. Ее голова, еще не освободившись от сна, чудесным образом прояснилась при мысли, что Гортензия ждет у входной двери и не пользуется ключом, полагая, что она вчера вечером заперлась изнутри. Спешно набросив накидку и нырнув в домашние туфли без задников, она уже открыла дверь, как заметила записку на ковре. Она торопливо подняла ее и прочла:

«Мадемуазель, я уезжаю домой. Сейчас шесть тридцать. Гортензия не вернулась, она может приехать первым автобусом, который прибывает около восьми тридцати. Надеюсь, вы хорошо спали.

Р. д'Артанон».

Первым побуждением было порвать записку, однако настойчивая трель звонка заставила спрятать ее в карман и поспешить вниз. Гортензия была одна и долго извинялась за то, что не вернулась вчера вечером. Оказалось, перед приездом Гортензии с мужем ее мать упала и ушибла голову. Послали за врачом, который подтвердил, что переломов нет, но порекомендовал матери оставаться несколько дней в постели, пока не пройдет шок. Гортензия рассказала, что ее муж остался с матерью, пока та не встанет на ноги.

Триша позавтракала на кухне вместе с Гортензией, затем кое-что сделала по дому за нее. Она заканчивала вытирать пыль в комнатах первого этажа, когда зазвонил дверной звонок. Она открыла дверь. Перед ней стояла элегантно одетая женщина, очевидно француженка, на вид ей было далеко за сорок. Под темно-синим костюмом между отворотами мелькнула белая гипюровая кружевная блузка, а элегантная шляпа без полей была из темно-сине-белого материала. В руках у нее была темно-синяя сумка, а на ногах гармонирующие ботинки из мягкой лайки.

Светло-карие глаза на красивом широкоскулом лице скользнули по волосам Триши и перешли к ее зеленому платью и руке без колец.

— Я пришла навестить свою племянницу, — произнесла она решительно на французском.