Алисон Нортон - Отец по договору

— Может, у тебя есть какие-нибудь особые навыки? Что ты умеешь делать?.

— Ну… ходить по магазинам.

— Понятно. Единственное, что ты умеешь, — это тратить деньги.

— Не смейся! Я действительно зарабатывала этим — закупала всякую всячину для концертов по просьбе нашего викария. Он говорит, что у меня безупречный вкус и я хорошо умею выбирать.

— Почему же ты уволилась? Почему не осталась на этой должности?

— О, по ряду причин… Устала, мало зарабатывала, к тому же у меня начинался токсикоз. Я не могла вставать рано, меня часто тошнило по утрам, кружилась голова. И викарий сказал, что я очень изнеженна, что лучше он наймет девушку из простой семьи. А мне, если я хочу, будет помогать материально от имени прихода.

— И ты отказалась?

— Конечно. Мне не нужна милостыня.

— Понятно. А где-нибудь еще ты работала?

Аллан прекрасно знал, что больше она не работала нигде. Зачем бы это делать девушке, живущей на деньги отца-миллионера? Но все же он продолжал спрашивать, изображая полное неведение.

Линор смотрела на скатерть.

— Нет, больше нигде. Но до этого… мне несколько раз случалось организовывать встречи. Для благотворительных нужд, один раз — для клиентов отца…

Неудивительно, что с такими умениями она не могла найти себе высокооплачиваемой работы. Линор была совершенно не приспособлена к жизни. И Аллан не знал, что можно сделать, чтобы открыть ей глаза на реально существующий порядок вещей.

— Сколько у тебя осталось денег?

— Достаточно, — ответила Линор.

Но легкой заминки хватило, чтобы понять все про состояние ее финансов. Кроме того, человек, у которого достаточно денег, не кладет тайком в сумочку булку со стола. Аллан сделал вид, что не заметил этого, но на самом деле видел все.

— Какое-нибудь движимое имущество?

Она усмехнулась уголками губ:

— Как таковое можно рассматривать чемодан и саквояж.

«Вот, значит, как. Вот что осталось у блистательнои богачки, на которой он «женился» четыре месяца назад».

— Конечно же твой чемодан набит сокровищами рода Монтекьютов? Фамильные драгоценности, и все такое?

— Вроде того. Немного одежды, книги и пара безделушек. Остальное пришлось продать, чтобы расплатиться с отцовскими кредиторами.

— Почему же ты не сбежала, например, за границу, прихватив с собою все, что осталось ценного, и не продав остальное с выгодой для себя? Вряд ли кредиторы погнались бы за тобой на край земли.

— Я не хотела поступать как мой отец. — Губы Линор слегка дрогнули. — Кто-то же должен был отвечать за его поступки. Мне не хотелось, чтобы половина Великобритании говорила: Монтекьюты, мол, не платят долгов. Честное имя — это последнее, что у меня осталось… И я хочу сохранить его незапятнанным для ребенка.

«Но этот ребенок не Монтекьют. Его настоящая фамилия — Форестер.»

Хотя Линор, похоже, думает иначе.

— А где сейчас твоя мать?

— В Бирмингеме, у богатых друзей. А может, уже улетела в Штаты. Она собирается подцепить там нового мужа, которого сможет разорять. Говорят, американцы падки на громкие титулы. У них много денег и мало благородной крови.

Аллана передернуло. Он только надеялся, что Линор этого не заметила.

— Ты должна была кое-чему научиться у матери.

— Я и научилась. — Она подняла взгляд и встретилась с Алланом глазами. — И постараюсь этого никогда не забывать.

Отрицательный пример — тоже пример. На примере своей матери Линор поняла, как не следует поступать. И даже сейчас, в ресторане, она поступила не так, как сделала бы ее мать: не позволила Аллану заказать ужин для нее, сделала это сама.

Боже мой, как давно она не была в хорошем ресторане! И сейчас мерцающие огоньки свечей, тихая музыка и вкусная еда почти заставили ее вернуться в прошлое. Как будто ничего не изменилось… И они с Алланом мирно сидят за столиком, будто пара влюбленных на свидании…

Однако не стоило себя обманывать. Изменилось все. И сейчас Линор сидела в ресторане не с кавалером, а с чужим человеком, от которого хотела одного — получить работу.

И теперь, когда она наконец насытилась — впервые за весь день, — молодая женщина приступила к деловому разговору, не теряя времени.

— Уже вечереет. — Она бросила быстрый взгляд за окно. — Пора бы решить что-нибудь. Так ты дашь мне работу?

— Извини, но…

— Что — «но»?

— Но я не понимаю. Я же не могу просто так взять и…

— Нанять меня? Разве это так трудно? У тебя же целая юридическая фирма. Неужели нет вакантных мест?

— Как ты верно подметила, у меня юридическая фирма. Чтобы в ней работать, нужно иметь специальное образование. Или хотя бы соответствующие навыки.

«Должно быть, он долго подбирал слова, чтобы объяснить мне, какой я бесполезный человек, — с горечью подумала Линор. — Нет так нет.»

— Да, теперь я вижу, что напрасно обратилась к тебе. Однако, спасибо, что уделил мне время.

Подняться и уйти, уйти от него навек Линор помешало только то, что все ее имущество сейчас лежало в багажнике его машины. Она стиснула руки, лежащие поверх скатерти.

— Если ты подбросишь меня к Кевину — это, кажется, тебе по пути домой, — я буду очень благодарна.

— Кевин в Париже. Как она могла забыть?

— И в самом деле. Странно, что это вылетело у меня из головы.

В эту минуту и появился официант, несущий счет. Слава Богу, не придется выслушивать, что Аллан думает относительно состояния ее памяти. Тем более что сейчас Линор надлежало подумать о более насущных проблемах. Например, где ей сегодня ночевать и что теперь делать в Лондоне? Что ей вообще теперь делать?

Она потянулась за чеком, но Аллан перехватил ее руку.

— Я не позволю тебе платить.

Линор рванулась, пытаясь освободиться, но Аллан был куда сильнее.

— Послушай, я не вижу причины, почему бы мне не заплатить за мой ужин.

— Зато я вижу.

От крепкой хватки его ладони по телу Линор разлился странный жар. Линор почувствовала, что краснеет.

— Зачем все усложнять?

— По-твоему, это я все усложняю? — Он насмешливо поднял бровь.

Как Линор ненавидела его в эту минуту!

— Отпусти меня.

— Хорошо, если только ты не попытаешься взять чек.

— Мы с тобой не на свидании, — прошипела Линор, все больше разъяряясь и силясь освободиться. — Более того, у нас с тобой никогда не было свиданий. Только свадьба, и то шутовская, и единственная ночь любви.

Зачем она вообще о ней упомянула, об этой ночи любви? Взгляд Аллана сразу изменился, и хватка руки стала другой. Как будто он не держал ее, а ласкал.

— Ночь любви, а не просто секса. Ведь мы любили друг друга той ночью, разве нет?

Все, что она могла бы на это ответить, лишь еще больше осложнит ситуацию. Даже если Аллан Форестер прав относительно той ночи, все равно он остается самым черствым, эгоистичным и самовлюбленным мужчиной, какого Линор только встречала.