Вайолетт Медоу - Любовь по наследству

— Да ты в своем уме?! — выпаливает Анабелл.

Меня так и подмывает заткнуть уши или убежать в ванную, включить душ и ничего не слышать.

Зачем Кеннет это делает? Чтобы больше не тяготиться отношениями с неверной молоденькой подружкой?

— Я же говорю: ничего серьезного между мною и Грегом не было! — в отчаянии вопит она. — А твоя работа… Я к ней уже привыкла.

— Причин для нашего расставания уйма. Например, и это очень важно, сейчас я не один.

— Знаю. Но я… прощаю тебя! Давай притворимся, что ничего особенного не случалось — ни со мной, ни с тобой.

Кеннет усмехается.

— В чем, в чем, а в этом я не смогу притворяться.

— Но… — По голосу Анабелл я слышу, что она чуть не плачет. — У тебя мои вещи.

— Я все соберу и пришлю тебе, — нетерпеливо говорит Кеннет.

— А у меня твои… — хныкает та.

— С вещами разберемся потом.

— Мою перчатку с бантиком можешь оставить себе на память. — Анабелл всхлипывает. — Нет! Подожди… Скажи, что ты не всерьез.

Зажмуриваюсь. Неужели всему виной я? Как так вышло? Я ведь ничего не замышляла.

— Я всерьез, Анабелл. Так будет лучше для нас обоих, — утешительно-ласковым голосом отвечает Кеннет. — Ты сама это прекрасно понимаешь. Я для тебя старик — скучный, в чем-то старомодный.

— Ну и что… — жалобно протягивает Анабелл.

— Перестань, слышишь? Все будет хорошо. Если потребуется помощь, звони.

— Постой! — в отчаянии восклицает Анабелл. — Ответь на один вопрос: ты бросаешь меня из-за нее?

— Я тебя не бросаю, — четко и медленно произносит Кеннет. — Мы расстаемся, расстаемся друзьями. Потому что осознали, что не слишком подходим друг другу. И потом у тебя есть Грег. Если хочешь, считай, что ты меня бросила.

— И все же, — настойчиво просит Анабелл. — Дело в ней? Скажи честно, мне надо знать.

— Да, в ней, — спокойно говорит Кеннет, по-прежнему сидя совсем рядом со мной, но не глядя на меня.

Я смотрю на него в полной растерянности.

Анабелл пытается еще что-то сказать, но Кеннет заглушает ее голос.

— Будь счастлива. — Он закрывает телефон, и какое-то время в номере властвует полная тишина.

Мне совестно, неловко и вместе с тем до головокружения приятно, хоть и в этом чувстве стыдно признаваться.

Ради единственной ночи со мной Кеннет дал от ворот поворот молоденькой студентке, подруге, с которой их уже многое связывало. Разве такое возможно? Разве я подобного достойна?

Мне представляется, как несчастная Анабелл заливается слезами, и радость сходит на нет.

— Зачем ты так? — негромко спрашиваю я, глядя на тумбочку, освещенную желтым светом лампы.

— Как?

— Даже если эти отношения стали тебе в тягость, если трудно смириться с мыслью, что у нее есть кто-то еще, мог бы хотя бы объясниться при встрече. По телефону такие вопросы не решают.

— Все это пустые отговорки, желание потянуть резину, недостаток смелости, — уверенно возражает Кеннет. — Сейчас я не могу ничего объяснить, потому что это не телефонный разговор, завтра у нее день рождения и не хочется портить ей настроение, послезавтра я сам не в духе и так далее. По-моему, честнее и даже гуманнее все рушить одним рывком. Раз и навсегда. — Он ухмыляется. — А Вероника не промах. Тотчас позвонила и все доложила. Наверное, думала, что я стану врать и выкручиваться. Велико же будет ее разочарование! Девчонки! Они еще до того глупые и смешные.

Обхватываю голову руками, уже не боясь испортить прическу.

— Анабелл страдает. Ты причинил ей боль. — Мне на ум приходит страшная мысль, и я резко поворачиваюсь. — А ты не боишься, что она…

— Наделает глупостей? — спрашивает Кеннет.

— Ага. В таком возрасте характер еще не устойчивый, беды кажутся ужаснее, чем на самом деле. И потом сейчас ночь. Лезут в петлю обычно в самое мрачное время суток. — Меня передергивает.

Кеннет берет мои руки.

— Согласно статистике, вешаются или пускают себе пулю в висок в основном мужчины. Женщины вскрывают вены или глотают таблетки.

Поднимаю глаза к потолку.

— Утешил!

Кеннет негромко смеется.

— Так что если в один прекрасный день жизнь осточертеет тебе до предела, уродовать себя выстрелом или удушьем ты не станешь, уверяю тебя.

— Какое счастье! Теперь можно ни о чем не беспокоиться. Отравлюсь таблетками и буду лежать в гробу как живая. — Криво улыбаюсь. — Нет, я серьезно.

— А если серьезно, Анабелл, во-первых, наверняка не одна, а либо еще на вечеринке в окружении целой толпы, в том числе и Грега, либо уже дома, но они снимают квартиру на троих — она и две ее подруги. Так что и там ее есть кому поддержать. Во-вторых, Анабелл не из тех, кто с горя может покончить с собой. К этому надо иметь склонность. А в-третьих, ее страдание не настолько глубокое, уж поверь. Ей больно в основном от досады: как это так, меня, такую красавицу, берут и отодвигают?

Чувствую укол в сердце, точно комариный укус, и спрашиваю возможно более ровным голосом:

— Она красивая?

Кеннет кивает.

— Да. Этакая девочка с обложки глянцевого журнала для глупышек ее возраста.

Пытаюсь представить себе Анабелл, вспоминая ее голос и интонации, и задумчиво произношу:

— Не все молодые глупышки.

Кеннет качает головой.

— Не согласен. В определенном смысле — все. Ну за редкими исключениями. — Он машет рукой. — Нам давно следовало порвать. Неестественно это, когда разница в возрасте почти два десятка лет.

Перед моими глазами всплывает образ Джонатана: спортивный и подтянутый, он для своих пятидесяти восьми выглядит прекрасно. Хотя, конечно, становится все более сварливым. Порой я пытаюсь взглянуть на нас двоих глазами постороннего, и мне кажется, мы смотримся вместе, мягко скажем, странновато. Такое случается все чаще. Раньше, до свадьбы и в первый год замужества, я была убеждена и уверяла всех вокруг, что разница в годах не имеет никакого значения.

Смотрю на мужественного, пышущего здоровьем и силой Кеннета и вдруг как никогда ясно сознаю, что мужчина вроде него подошел бы мне гораздо больше.

— Страдания Анабелл всегда быстротечны, — говорит Кеннет. — Не успеешь оглянуться, как она сойдется со своим ровесником, может с этим самым толстяком Грегом. Хотя он и правда не такой уж и толстый. Упитанный — так будет вернее. Это я просто немного поддразнил ее. Может, не стоило. — Он виновато улыбается.

Я отвечаю ему сдержанной улыбкой и рассеянным движением извлекаю из прически шпильку. Мне на щеку падает тяжелая прядь густых золотисто-русых волос, и Кеннет смотрит на нее, как на чудо.

Волосы, родинки — над губой и на плече — и, пожалуй, длинные ноги, я унаследовала от мамы. В остальном, по-моему, больше напоминаю отца, хотя они с мамой похожи между собой и многие утверждают, будто я копия мамы, хотя о ее величавости, благодаря которой она смотрится королевой, мне остается лишь мечтать.