Эмили Роуз - Верни мне надежду

— Мне никогда тебя не понять, Алекс. — Она встала, возмущенно глядя на него сверху вниз. — Хотя, видимо, придется заглаживать последствия твоей эксцентричности.

— Благоразумие — восхитительное свойство, и я восторгаюсь тобой, мама, — саркастически улыбнулся Алекс. — У тебя есть стиль.

Вера с иронией взглянула на Кейт.

— Надеюсь, у тебя тоже есть стиль, моя дорогая. Ты, несомненно, умна, но тебе потребуется стиль. В субботу вечером у меня будет, видимо, интересно. Итак, в девять, Алекс. Помни, состоится твой выход с молодой женой.

Миссис Паллистер одарила улыбкой и удостоила грациозного кивка свою невестку и повернулась, чтобы уйти.

— Да, между прочим, подай на приеме шампанское «Вдова Клико». Я знаю, ты предпочитаешь «Дом Периньон», но мы ведь твои главные гости, — с манерной медлительностью добавил Алекс.

— Спасибо за напоминание, Алекс. Я бы ни за что не забыла о твоих вкусах, но они так быстро меняются, — бросила мать через плечо, не замедлив шага.

— И всегда меняются к лучшему, мама.

Его едкое замечание осталось без ответа. Похоже, подумала Кейт, Вера Паллистер просто не нашлась, что сказать, дабы последнее слово было за ней. И все же она удалилась с достоинством царствующей особы.

В своем узком кругу она действительно была королевой. На первых порах Кейт не связывала мать Алекса с той самой Верой Паллистер, чье имя не сходило со страниц светской хроники. Газеты и журналы часто расписывали, чем занимается эта дама. Она была организатором благотворительных балов и театральных премьер с участием многих звезд; ее гостеприимство вызывало одобрение в сиднейском обществе. По-своему она была не менее заметной фигурой, чем Алекс.

Между матерью и сыном сложились очень непростые отношения, и тем не менее они испытывали друг к другу уважение. В их стычках — соперничестве двух интеллектов — каждый блистал своим мастерством. Очевидно, Алекс сурово осудил Веру за то, что она покинула его и отца.

Однако кровные узы были слишком сильны. Она оставалась его матерью, как бы критически он к ней ни относился.

— Ты ничего не хочешь сказать, Кейт? — спросил он насмешливо.

— Это не мое дело.

Глядя на нее, он вопросительно приподнял бровь.

— Тебе действительно совершенно наплевать, да?

— На то, что она думает обо мне? Нет.

— Ты знаешь, ей это понравилось. Ты преподнесла ей сюрприз. — Алекс негромко хмыкнул. — Она не знает, что и думать теперь.

— Чего ты и добивался… любимый.

На этот раз он расхохотался во все горло — откинув голову, заливался безостановочно. Наконец встал, обошел стол и с улыбкой обнял Кейт.

— Может быть, я и считаю тебя своей любимой.

— Ну да, а потом ты станешь говорить, что я твоя любовь, — с сарказмом произнесла она.

Улыбка на его лице исчезла. Он взял Кейт за подбородок, не отрываясь глядя ей в глаза.

— Ты для меня важнее всех женщин. Ты нужна мне, Мери Кетлин.

Его поцелуй был не просто крепким, требовательным, он был не таким, как обычно. Она почувствовала: что-то сломалось в его механизме самоконтроля, и даже отвечая на ласку, продолжала гадать, чем это вызвано.

— Боже, как мне нужна твоя нежность, — вполголоса говорил он. — Сейчас. Не медля. Пойдем в постель.

Даже не спрашивая о согласии, он торопливо увлек Кейт по лестнице и спешил, не останавливаясь, пока они не оказались в спальне. Алекс с силой притянул ее к себе и стал целовать со страстью, которую, казалось, невозможно было утолить. Пятясь и все еще продолжая целовать ее, он вел Кейт к кровати. Затем быстро и умело снял с них обоих одежду. Мгновение спустя они уже лежали в самой тесной близости.

Не было между ними никакой увертюры прикосновений, но его резкое, несдержанное поведение, как ни странно, возбудило Кейт, и она была готова принять его нетерпеливое стремление овладеть ею. Их существа слышали лишь горячий призыв: пусть исчезнет все кругом, кроме лихорадочного биения сердец, стремящихся слиться воедино. Время шло, но их тела снова и снова пели одну языческую песнь за другой в торжествующем гимне необузданной чувственности. Когда, наконец, обессиленные, они лежали в тишине, неожиданная мысль взволновала Кейт.

Она чувствовала себя совершенно покоренной — душой и телом. Вся ее могучая оборона обратилась в прах, и она знала: попроси Алекс что-нибудь у нее сейчас, она немедленно отдаст все. Ей так хотелось, чтобы он любил ее, и это желание вызвало волну глубокой грусти. Слезы закипели в глазах, она смахнула их рукой.

— Кейт?

Комок в горле помешал ей ответить на нежное обращение. Она закрыла глаза и уткнулась лицом в подушку, когда Алекс приподнялся на локте, чтобы взглянуть на жену. С ласковой настойчивостью он повернул ее лицо к себе, и ничто не могло скрыть предательскую влагу на щеках.

— О, дьявольщина, — застонал он и мягко заключил ее в объятия, осыпая градом поцелуев волосы. — Прости меня, Кейт. Я не смел так обращаться с тобой. Клянусь, это больше не повторится.

— Все в порядке, — сказала она, глотая слезы. — Мне было хорошо.

Он отстранился, ловя ее взгляд.

— Тогда почему ты плачешь?

Она сумела улыбнуться дрожащими губами:

— Я просто глупая. Правда, Алекс, все в порядке.

— Я вел себя, как дикарь, грубо, низко, совершенно эгоистично, — рубил он с явным отвращением к себе.

— Нет. — Она погладила Алекса по щеке, Кейт любила его за то, что он так беспокоится о ней, хотя понимала, что ему приходится преодолевать в себе беса. — Мне понравилось. Честно.

Он вздохнул, привлек ее к себе на грудь и слегка погладил по спине.

— Кейт, насчет приема в субботу вечером. Мы не обязаны там быть. Это может показаться… пыткой для тебя. Мы ничего не обещали…

— Я не против выступить в роли твоей жены, — заверила она его.

Его ладонь замерла; Алекс крепче прижал Кейт к себе.

— Ты не выступаешь в роли моей жены, Мери Кетлин. Ты — моя жена.

— Я имела в виду… словом, если ты хочешь создать у людей впечатление, будто… будто мы влюблены друг в друга… Я сыграю свою партию наравне с тобой.

Он снова принялся гладить ее по спине, затем, помолчав, ответил:

— Нет. Я не хочу, чтобы ты притворялась. Я ненавижу фальшь.

— Но ты притворялся, разговаривая с матерью, — заметила она.

— Хитрость общения с моей матерью состоит в том, чтобы не давать ей в руки оружие, которое она может использовать против тебя. Пусть лучше теряется в догадках, тогда у нее не будет твердой почвы под ногами. Только при этом условии ты не позволишь ей поразить тебя. Она любит манипулировать людьми.

— Ты знаешь, вы похожи друг на друга, — мягко буркнула Кейт.

Он долго молчал.

— Нет, — сказал он наконец со вздохом. — То, что для меня лишь циничная игра, у моей матери — целый образ жизни, бесконечное упражнение в эгоизме, питающее ее властолюбие. Я верю, что она, в сущности, любила моего отца, но его невозможно было заставить поступать по чьей-либо указке, и она сменила его на Паллистера, который занимал в обществе положение, позволявшее тешить ее тщеславие. Однажды я спросил отца, почему он не испытывает к ней ненависти. Он ответил, что она не виновата в том, что одержима навязчивыми идеями, которые не дают ей довольствоваться положением жены и матери.