Ронда Грей - О самом главном

— Ну и что вы ей поведали по этому поводу?

Эстер в ответ лишь пожала плечами, как бы давая понять собеседнику, что ей, собственно, и сказать-то было нечего.

— Ну ладно, не будем об этом. — Билл поуютнее устроился на стуле и, повернув к гостье лицо, на котором читался искренний интерес, попросил: — Эстер, расскажите, каким вы были ребенком? Кстати, вы единственное дитя в семье?

— Да, я росла одна.

— Так я и думал. Мне почему-то сразу показалось, что вы были не просто единственным, но временами и очень одиноким ребенком.

— Вы правы, я была довольно одинока. Мой отец человек аскетичный… в его системе ценностей женщинам было отведено вполне определенное, строго ограниченное время и место. Именно поэтому мама для него существовала, мягко говоря, на втором плане, а я еще дальше. Отец считал: самое главное вести себя тихо и существовать незаметно, обязательно соответствуя общепризнанным нормам и принципам. Если бы ему, упаси бог, довелось бы узнать, что жених меня покинул на полпути к алтарю, — Эстер горько рассмеялась, — он этого просто не пережил бы.

Эстер повернулась к собеседнику.

— А каким были вы в юные годы?

Несколько мгновений Уильям молчал, как будто собираясь с мыслями.

— Ваш деловой знакомый мистер Картер в детстве был легковозбудимым ребенком. Хотите верьте, хотите нет, но так же, как и вы он чувствовал себя ужасно одиноким.

— Наверное, из-за сложных отношений между родителями?

— Возможно. Отец считал главным — воспитать меня так, чтобы во взрослой жизни сын был готов бороться самостоятельно за существование, и нацеливал только на победу и никогда на поражение. Все, за что я ни брался, должно быть исполнено только на отлично! А мне хотелось быть любимым и самому кого-нибудь полюбить.

Эстер улыбнулась.

— В мыслях витал образ прекрасной юной леди?

— Да. Но речь шла именно о любви, а не о флирте. Мне хотелось защищать прекрасную юную леди, бороться с драконами, окружающими ее, и говорить с ней о том, о чем ни с кем другим я говорить бы не стал. О надеждах, мечтах и разочарованиях… О смысле жизни, таинствах души, безмерности чувств… У меня в сердце хранился безмерный запас любви, ждущей своего часа. Но желающих стать ее объектом не обнаружилось. Страдания мальчика были на грани физической боли.

— Неужели вокруг не было подходящих девочек?

Эстер с нескрываемым интересом смотрела на Уильяма и думала, что юные леди, которых она знала в свои шестнадцать — семнадцать лет, просто падали бы штабелями от одного взгляда задумчивого красавца Билла Картера.

— Возможно, и были, но не встретились…

— Так и не нашли никого на эту роль?

— Тогда нет. Нашел позже. Когда стал взрослым…

— Я… понимаю, что вы имеете в виду, — тихо произнесла Эстер и вздрогнула, когда его рука ласково коснулась ее волос.

— А вы, Эстер, хотели бы умирать от любви к кому-нибудь?

— Нет… Больше уже нет. Наверное, я стала слишком взрослой.

— А в вашей жизни не было периода, подобного тому, о котором я вам только что рассказал.

— Нечто похожее было.

— Было? Вы ставите глагол только в прошедшем времени? А если попытаться перевести его в настоящее время или даже в будущее?

— В свете того, что произошло в тот вечер между нами? — Эстер задала свой вопрос нарочито прозаическим тоном, желая продемонстрировать абсолютное отсутствие интереса к такому повороту их беседы.

— Да, именно.

— Теперь скажу вам с полной серьезностью: я осознала необходимость поставить четкие границы в наших с вами отношениях. Я знаю, каких границ мне не стоит переступать, и всячески пытаюсь доказать вам свою верность принципам.

Билл не проронил ни звука. Эстер, повернувшись, чтобы лучше видеть его лицо, неожиданно спросила:

— О чем вы сейчас думаете?

— Я размышляю над тем, чтобы предложить вам некую форму отношений, которые ни одного из нас ни к чему бы не обязывали. И обдумываю, как бы это точнее сформулировать, чтобы не схлопотать очередную пощечину.

— О чем вы?

— Постараюсь объяснить. Ну, скажем, вариант из области фантастики. Представьте себе, что вы вдруг ощутили неведомую доселе физическую тягу к гипотетическому мужчине, почему бы вам в этом случае не позвать меня? К тому же вы теперь знаете обо мне достаточно, если не сказать почти все.

Лицо Эстер залила краска.

— Я буду вынуждена подавить в себе нарождающуюся к вам симпатию, — грустно сообщила она.

Он мягко засмеялся.

— Надо мной висит какое-то проклятие. Проблема заключается в том, что мое чувство к вам значительно выходит за границы просто симпатии. Дело дошло до того, что я ворочаюсь в постели и не могу заснуть.

— Между прочим, не далее чем сегодня вы упомянули, что были бы готовы довольствоваться малым, — резко оборвала эту жалостливую речь молодая женщина.

— А я и не отказываюсь от своих слов… Малые удовольствия — тоже удовольствия. Значит, я могу поцеловать вас, вы это имели в виду?

— Отнюдь нет! Не делайте этого, — поспешно проговорила Эстер, сделав попытку отодвинуться от Билла. Но осталась на месте, уже споря не с ним, а сама с собой. Его провоцирующая близость, пронзительный взгляд голубых глаз, которые, казалось, проникали в самую душу, его великолепно очерченный рот с подрагивающими уголками губ, рука, легко лежавшая на ее колене, — все это не столько отталкивало, сколько влекло к себе.

— А теперь, Эстер, о главном, — сказал он мрачно. — Вы знаете, и я знаю, как у нас хорошо получается, когда мы… вместе. Более того, не будет преувеличением сказать, что наши руки тянутся друг к другу, если мы оказываемся рядом. Вы, правда, называете это временным помутнением разума, отклонением от нормы, глупостью или как там еще? Утверждаю, что ваши губы, когда я их целую, становятся податливыми. Да и не только губы, но и грудь реагирует на мои прикосновения. Если вы сомневаетесь в этом, я могу доказать это хоть сейчас.

И он перешел к действию. Уильям положил руки ей на плечи, потом опустил ладони и накрыл ее грудь. И все стало происходить так, как предрекал обольстительный мужчина. Эстер почувствовала, что напряглась грудь, набухли соски, натягивая невесомый ажур лифчика. Их дыхание слилось, когда он стал ласкать ее и целовать. Стало бессмысленно отрицать очевидное.

Она еще попыталась убедить себя, что случившееся с ней вовсе не реакция на физическую близость с Биллом, а запоздалое сочувствие к его рассказу о тяжелом детстве, но стоит ли лукавить с самой собой? Ласки были приятны, и тело честно призналось в этом, пока ум искал оправдание.

— Ну что, нужны еще доказательства? — Глаза Уильяма были полуприкрыты, его дыхание обжигало ее щеку.

— Нет, — прерывисто дыша, призналась Эстер. — Вы действительно можете быть неотразимо милым, если захотите. Это правда. Но я уже один раз столкнулась с подобным качеством, и последствия для меня оказались просто трагическими.