Глэдис Гринуэй - Свое гнездышко

— Принесете? — спросил меня Дэвид.

— Да, с удовольствием. Как-нибудь заеду к вам. У меня есть небольшая машина, правда довольно тихоходная, но зато надежная. — Я думала, что это замечание сотрет хмурую морщину со лба Джиллиан, но Джонатан немедленно вставил, что сам подвезет меня, и Джиллиан продолжала сидеть надувшись, как обиженный ребенок.

Разговор перешел на Корнуолл, и Дэвида трудно было остановить. Бог знает почему, я заговорила про пещеры и узкие бухты вдоль северного побережья, и он стал рассказывать про контрабандистов и пиратов прошлого. Я заметила, что сейчас эти бухты и заливы труднодоступны и опасны и их нельзя никак использовать. Как, например, бухту под той скалой, на которой стоит наш дом.

— Потому-то Корнуолл и был в свое время идеальным местом для контрабандистов. Бухты со стороны моря кажутся неприступными, а на самом деле на берегу есть множество пещер, которые можно использовать только в определенное время, например во время отлива. Там можно было прятать товар, пока охрана не уйдет. Ходят разные легенды по то, что из некоторых домов ведут подземные ходы прямо к океану, говорят, там даже можно скрываться.

— А вы сами отсюда?

— Нет. Несмотря на мою смуглую кожу и темные волосы, как у типичного корнуолльца, я из Кента. Но еще мальчиком влюбился в Корнуолл и, после того как со мной случилось несчастье, понял, что смогу обосноваться только здесь. Эти места подходят мне по темпераменту.

Я знала, что Дэвид Милтон прав. Весь романтизм нашего южного побережья отражался в его речи, но в горбатом носе и сильном лбе была видна сила и суровость северного побережья.

— Приезжайте почаще, — предложил он, провожая нас. — И не забудьте привезти ваши картины.

Я пообещала привезти ему несколько работ, перед тем как сдам их в лавочку в Маразионе.

— Я ее сам подвезу, — заявил Джонатан с очень самодовольным видом, и я, увидев невыразимую тоску в глазах Джиллиан, предложила, чтобы Джиллиан на обратном пути села на переднее сиденье, но у меня ничего не вышло.

— Нет, спасибо, — отказалась она. — Мне будет лучше на заднем.

Черт побери эту девицу! Пару раз я оборачивалась, чтобы поговорить с ней, но она отвечала односложно. Недовольное выражение портило ее хорошенькое личико. К нему скорее пошло бы выражение холодного гнева или ярости.

На следующий день я получила письмо от Дотти. Оно было коротким и по существу.

«Мне не составило труда узнать о делах издательства «Дункан Стэнли». Всего несколько минут разговора по телефону с одним моим приятелем из издательского бизнеса. Итак, его издательство разорилось несколько лет назад. Но самому Стэнли удалось выйти из дела без потерь — у него на личном счете была огромная сумма. С тех пор, по слухам, он живет в свое удовольствие, а издательские дела полностью забросил».

Я показала это письмо тете Хетти.

— Интересно, как ему удалось выйти из дела и объявить фирму банкротом и при этом иметь крупную сумму на личном счете? Но раз так случилось, возможно, у него осталось чувство вины перед теми, кто из-за этого пострадал? А может быть, он сделал себе состояние уже после этого — каким-то другим способом?

— Обрати внимание на тот факт, что он охотно прожигает эти деньги. Не случайно его простота показалась мне напускной.

— Хотелось бы мне узнать, зачем ему понадобился этот дом? Но, знаешь, если он еще накинет цену, я, наверное, не устою. Мы сможем тогда купить что-нибудь более подходящее для школы.

Джонатан, увидев мою последнюю картинку с Джиллиан, сидящей на каменном парапете у моря, заявил, что ему нравится, и посоветовал мне написать портрет девушки. Но она наотрез отказалась позировать, и на этом дело окончилось.

Мы собрали несколько моих картин и повезли их показать Дэвиду. Джиллиан с нами не поехала. До этого я пару раз видела ее с Джонатаном и всякий раз удивлялась, когда это он успевает писать и пишет ли вообще. По дороге Джонатан рассказал, что подыскал дом, который сдается в аренду, с обстановкой, и они будут там жить с его приятелем, который должен приехать из Лондона. Он какой-то отставной военный, и у него накопилось шесть недель отпуска. Дэвид покритиковал мои работы со знанием дела, но та, где была изображена Джиллиан, ему понравилась. Он даже предложил купить ее у меня.

— Вам удалось уловить ее беззаботную грацию.

Я оставила ему картину.

— А теперь — почему бы нам не поехать в Маразион? — предложил Джонатан. — Уверен, лавочка сувениров еще не закрылась.

Сама не знаю, почему я согласилась на предложение Джонатана. Может быть, потому, что все-таки надеялась выяснить, что он делал ночью на скале у нашего дома, или, может быть, потому, что тогда мне не пришлось бы ехать завтра самой в Маразион, а может быть, и по той простой причине, что мне начинало нравиться его общество. Если Джиллиан таила к нему бессмертную страсть — я совсем не хотела разбивать ей сердце. Мне только хотелось немного пообщаться с ним.

Джонатан оказался прав — магазин был открыт. Хотя сезон только начался, в лавочке оказалось много покупателей, а корнуолльцы ни за что не упустят выгодный бизнес. Увидев меня, девица за прилавком расцвела широкой улыбкой:

— Я уже думала, что вы отвозите свои работы в другое место. Все ваши работы уже проданы. Не скажу, что вы заработаете на этом состояние, но уверена, что смогу продать все, что вы сделаете — по крайней мере в летний сезон. Больше всего пользуются спросом акварели. Хотя на следующий год, возможно, в моде будет масло.

Я вздохнула с огромным облегчением и пообещала себе, что отныне буду работать как лошадь. Мне не хотелось возвращаться в Лондон — и в то же время не хотелось жить на деньги с банковского счета. Я мечтала оставить их на то, чтобы купить когда-нибудь собственный дом.

Мы заехали перекусить в маленьком кафе, и, болтая о всяких пустяках, я спросила:

— А как долго вы намерены здесь оставаться?

— Неизвестно. Может быть, я даже куплю здесь дом, когда напишу вторую книгу.

— Тогда вам лучше заняться этим без промедления. — Сама не знаю, почему я так старалась уязвить его.

Он посмотрел на меня скорее горестно, чем сердито.

— Я все никак не могу решить — вы прирожденная садистка или просто начитались Редьярда Киплинга? Вы полная противоположность вашей тетушке. Вот она смотрит благосклонно на мою богемную лень и никогда меня не бранит.

Я чуть не сказала: «Потому что ей все равно, чем вы занимаетесь», но вовремя поняла, что у него может сложиться впечатление, будто мне это не все равно.

— Кстати, тетушка хочет переделать наш дом в школу для отстающих детей. — Только я произнесла эти слова, как мне захотелось ударить себя по губам. Он же такой сплетник — теперь эта новость разнесется по всей деревне. Но я волновалась напрасно.